А Богуш - Черепашки-ниндзя и Чародей Зеленого Острова

Пищали москиты. Он попытался отогнать их.

— Послушай, милая,— взмолился он,— ты хо­чешь, чтобы я с этим делом покончил, не так ли? Ты же ничего не имеешь против норковой шубы? Ты ведь не откажешься от бриллиантов?

— Нет, наверно,— призналась девушка.— Только поспеши, пожалуйста. Я не хочу здесь си­деть, когда стемнеет.

Он повернулся и пошел вдоль оврага.

Все вокруг было зеленым — глухого летнего зе­леного цвета. И было тихо, если не считать писка москитов. Привыкший к бетону и асфальту горо­дов Дон ощутил страх перед зеленым безмолви­ем лесистых холмов.

Он прихлопнул москита и поежился.

— Тут нет ничего, что повредило бы человеку,— вслух подумал он.

Путешествие было не из легких. Овраг вился между холмов, и сухое ложе ручья, заваленное валунами и грудами гальки, вилось от одного склона к другому. Время от времени Дону приходилось взбираться на откос, чтобы обойти завалы.

Москиты с каждым шагом становились все на­зойливее. Он обмотал шею носовым платком и надвинул шляпу на глаза. Ни на секунду не прек­ращая войны с москитами, он уничтожал их сот­нями, но толку было мало.

Овраг сузился и круто пошел вверх, Дон по­вернул и обнаружил, что дальнейший путь закрыт. Масса сучьев, обвитых виноградом, перекрывала овраг, завал смыкался с деревьями, растущими на отвесных скатах оврага.

Пробираться дальше не было никакой возмож­ности. Завал казался сплошной стеной. Сучья были скреплены камнями и сцементированы грязью, при­несенной ручьем. Цепляясь ногтями и нащупывая ботинками неровности, он вскарабкался наверх, чтобы обойти препятствие. Москиты бросились на него эскадроном, он отломил ветку с листьями и пытался отогнать их.

Так он стоял, тяжело дыша и хрипя, пытаясь наполнить легкие воздухом. И думал: как же это он умудрился попасть в такой переплет. Это при­ключение было не по нему. Его представления о природе никогда не распространялись за пределы ухоженного городского парка.

И вот, пожалуйста, он стоит где-то среди де­ревьев, старается вскарабкаться на богом забытые холмы, пробираясь к месту, где могут расти де­нежные деревья — ряды, сады, леса денежных деревьев.

— Никогда бы не пошел на это, ни за что, кроме как за деньги,— сказал он себе.

Он огляделся и обнаружил, что завал был всего два метра толщиной и одинаковый по толщине на всей своей протяженности. Задняя сторона завала была гладкой, будто ее специально загладили. Нетрудно было понять, что ветви и камни накап­ливались здесь не годами, не были принесены ручьем, а были сплетены так тщательно, что стали единым целым.

Кто бы мог решиться на такой труд, удивлялся Дон. Здесь требовалось и терпение, и умение, и время.

Он постарался разобраться, как же были сплете­ны сучья, но ничего не понял. Все было так пере­путано, что казалось сплошной массой.

Немножко передохнув и восстановив дыхание, он продолжил путь, пробираясь сквозь ветви и тучи москитов.

Наконец деревья поредели, так что Дон уже ви­дел впереди синее небо. Местность выровнялась, но он не смог прибавить шагу — икры ног своди­ло от усталости, и ему пришлось идти с преж­ней скоростью.

Наконец он выбрался на поляну. С запада на­летел свежий ветер, и москиты исчезли, если не считать тех, которые удобно устроились в складках его пиджака.

Дон плашмя бросился на траву, дыша, как изму­ченный пес. Перед ним виднелась ограда дома Микки. Она, как блестящая змея, протянулась по склонам холмов. Перед ней виднелось еще одно препятствие — широкая полоса сорняков, как буд­то кто-то вскопал землю вдоль изгороди и посеял сорняки, как сеют пшеницу.

Далеко на холме среди крон деревьев смутно виднелись крыши. А к западу от зданий раски­нулся сад, длинные ряды деревьев.

Интересно, подумал Дон, это игра воображения или действительно форма деревьев была такой же, как у того дерева в прибрежном саду Микки? И только ли воображение подсказывало ему, что зелень листьев отличалась от зелени лесных де­ревьев и была цвета новеньких долларов?

Солнце палило ему в спину, и он почувствовал его лучи сквозь просохшую рубашку. Посмотрел на часы. Было уже больше трех.

Дон снова взглянул в сторону сада и на этот раз увидел среди деревьев несколько маленьких фи­гур. Он напрягся, чтобы разглядеть, кто это, и ему показалось, что это гномы, денежные гномы.

Дон начал перебирать различные варианты по­ведения на случай, если не найдет Микки и самым разумным ему представилось забраться в сад. Он пожалел, что не захватил с собой мешка из-под сахара, который дала ему девушка.

Беспокоила его и изгородь, но он отогнал эту мысль. Об изгороди надо будет думать, когда подойдет время перелезать через нее.

Думая так, он полз по траве, и у него это непло­хо получалось. Он уже добрался до полосы сор­няков, и никто еще его не заметил. Как только он заберется в сорняки, будет легче, потому что там можно спрятаться. Он подкрадется к самой из­городи.

Он дополз до сорняков и вздрогнул, увидев, что это самые густые заросли крапивы, какие ему когда-либо приходилось видеть.

Он протянул руку, и крапива обожгла ее. Как оса. Он потер ожог.

Тогда он приподнялся, чтобы заглянуть за кусты крапивы. По склону изгороди спускался гном, и те­перь уже не было никакого сомнения, что под де­ревьями виднелись именно гномы.

Дон нырнул за крапиву, надеясь, что гном его не заметил. Он лежал ничком на траве. Солнце пекло, и ладонь его, обожженная крапивой, горела как ошпаренная. И уже нельзя было решить, что хуже: москитные укусы или ожог крапивы.

Дон заметил, что крапива колышется, будто под ветром, и это было странно, потому что ветер как раз затих.

Крапива продолжала колыхаться и, наконец, легла по обе стороны, образовав дорожку от него к изгороди. И вот перед ним оказалась тропинка, по которой можно было пройти к самой изгороди.

За изгородью стоял гном, и на груди у него горе­ла яркая надпись печатными буквами:

— Подойди сюда, подонок.

Дон заколебался на мгновение. То, что его обна­ружили, никуда не годилось. Теперь уже наверня­ка все труды и предосторожности пропали даром, и таиться дальше в траве не имело никакого смысла. Он увидел, что другие гномы спускались по склону к изгороди, тогда как первый продол­жал стоять, не гася пригласительной надписи на груди.

Потом буквы погасли. Но крапива продолжала лежать, и дорожка оставалась свободной. Гномы, которые спускались по склону, тоже подошли к из­городи, и все пятеро — их было пятеро — выстрои­лись в ряд.

У первого на груди загорелась новая надпись:

— Трое гномов пропали.

А на груди второго зажглось:

— Ты нам можешь сообщить?

У третьего:

— Мы хотим с тобой поговорить.

У четвертого: