Кай Майер - Мерле и Стеклянное Слово

— Куда мы, собственно, направляемся? — Тициан угрюмо высказал то, о чем все спрашивали себя уже много раз.

Унка стояла внутри люка, ведущего на поверхность. Белый круг обрамлял ее голову, как замерзший нимб. Она внимательно смотрела на Лалапею, которая отнюдь не выглядела счастливой в слишком больших для нее меховых одеяниях. И Серафин, глядя на женщину-сфинкса, снова и снова спрашивал себя, что заставляло ее все еще сопровождать вконец отчаявшийся отряд. Неужели только ненависть к Империи? Или потеря мертвого бога сфинксов, который тысячелетия покоился под кладбищенским островом Сан-Мигеле и которого она напрасно пыталась защитить от Империи?

Нет, подумал Серафин, тут есть что-то еще, что-то невысказанное, о чем никто из них не подозревает. Он словно прочел это в глазах сфинкса.

— Лалапея, — сказала Унка. Ее слова звучали чуть ли не торжественно. — Я думаю, ты догадываешься, где мы находимся. Может быть, ты даже все время знала, что первая часть нашего путешествия окончится здесь.

Лалапея промолчала, и Серафин, как ни пытался, не нашел ответа в ее молчании. Оно ничего не подтверждало, но и ничего не отрицало.

— Недалеко отсюда, продолжала Унка, — в середине дельты Нила находится крепость сфинксов. Морские русалки не знают ее названия, но я думаю, что оно все же существует. Капитану это место известно, и если зима только намела здесь сугробы и сковала все льдом, но не натворила ничего худшего, то крепость должна быть расположена в двух-трех милях отсюда.

— Железное Око видит твою жизнь, твои устремления, твое увядание, — продекламировала Лалапея, и ее слова показались Серафину пословицей из далекого прошлого. Целое столетие женщина-сфинкс одиноко прожила в Венеции, но не забыла культуру своего народа. — Железное Око, вот имя, которое ты ищешь, Унка. Да, я чувствую близость других сфинксов, их много. Идти туда — самоубийство.

Однако ее слова звучали не как предостережение, а как подтверждение чего-то неизбежного.

— Зачем нам туда идти? — спросил Аристид.

— Это сердце Империи, — сказала Лалапея. — Если у Империи есть уязвимое место, то только там.

Она ничего не сказала о плане, вероятно, его не существовало. Крепость сфинксов была неприступна, в этом никто не сомневался.

Унка пожала плечами, и Серафин снова вспомнил, как она сказала морской ведьме: «Если вести борьбу с Империей, то нужно с чего-то начинать. И победу может принести даже мелочь».

Эти слова Унки не выходили у Серафина из головы.

Но если они все при этом погибнут? Зачем добровольно штурмовать глухую стену, заранее зная, что не оставишь на ней даже царапины?

Но он не успел высказать сомнения. Лалапея ласково коснулась его руки и прошептала на ухо:

— Мерле там.

Он смотрел на нее, не веря своим ушам.

Лалапея улыбалась.

Мерле? Он не решился произнести ее имя вслух. Не хотел, чтобы услышали Дарио и все остальные. Получится, что он согласился идти только потому, что хотел снова увидеть ее, а не потому, что верил в их высокую цель. Ну и пусть, подумал он, пусть они следуют своим возвышенным, священным идеалам, а я-то уж точно знаю, зачем во все это ввязался. Свои мотивы казались ему не менее важными, чем мотивы остальных. Ведь они рождались в него в душе.

Лалапея едва заметно кивнула.

Голос Унки заставил их поглядеть вверх. У Серафина было такое чувство, словно он видит все это во сне: корабль, речь Унки, присутствие остальных. Внезапно ему страстно захотелось выбраться наружу.

Мерле там, слышал он снова и снова голос Лалапеи, и слова кружились у него в голове, как рой мотыльков вокруг пламени свечи.

Унка не переставала говорить, давала указания, как идти по глубокому снегу, но Серафин почти не слушал ее.

Мерле там.

Наконец они отправились в путь.

— Я это чувствую. На каждом шагу. При каждом вдохе и выдохе. — Юнипа понизила голос, чтобы никто, кроме Мерле, ее не услышал. — Словно во мне что-то есть… здесь… в груди… Оно меня гложет. И тянет, как на веревке, а я упираюсь. — Ее зеркальные глаза были похожи на сигнал маяка: серебряный свет за стеклом. — Не знаю, сколько я еще выдержу.

— А ты можешь вспомнить все, что произошло в пирамиде?

Мерле держала Юнипу за руку и тихонько поглаживала ее пальцы. Они сидели в самом дальнем углу тайного убежища царских шпионов.

Юнипа всхлипнула.

— Помню, что пыталась задержать тебя. И что мы… что мы дрались. Она пристыжено опустила голову. — Прости.

— Ты не виновата. Это все Барбридж.

— Нет, — возразила Юнипа. — Это Каменный Свет. Профессор Барбридж, как и я, в его власти, во всяком случае пока он там, внизу. Там он больше не ученый, а только Лорд Свет.

— Здесь, наверху, тебе лучше?

Юнипа немного подумала, подбирая подходящие слова.

— Здесь слабее ощущаешь его влияние. Может быть, потому, что он — камень, а камень не может пробить земную кору. По крайней мере не полностью. Но он не исчез. Он все время здесь, со мной. И иногда причиняет мне боль.

После возвращения из Ада Мерле увидела на груди Юнипы шрам от разреза, куда Барбридж приказал вложить ей новое сердце — осколок Каменного Света. Теперь он покоился в грудной клетке Юнипы. Подобный сверкающему алмазу, холодный и неподвижный, он давал ей жизнь, как давало раньше ее настоящее сердце. Он мгновенно исцелял ее раны и восстанавливал силы. Но он всегда пытался подавить ее волю.

Говоря, что Свет причиняет ей боль, Юнипа имела в виду не операцию и не шрам, а страх предать Мерле еще раз, борьбу, которую она вела сама с собой, раздвоение собственной личности: с одной стороны, ее мягкий характер, а с другой — холодное как лед могущество Каменного Света.

И хотя Мерле претила сама эта мысль, она понимала, что с подругой надо быть всегда начеку. Возможно, Юнипа во второй раз попытается нанести им удар в спину.

Нет, не она, горько подумала Мерле. Каменный Свет, Утренняя звезда, упавшая с небес в сердце преисподней. Люцифер.

Некоторое время она колебалась, потом высказала то, над чем уже давно раздумывала;

— Помнишь, там, в пирамиде, ты сказала…

— Что Барбридж утверждает, будто он твой дед?

Мерле кивнула.

— Это правда?

— Во всяком случае, он так сказал.

Мерле опустила глаза. Она расстегнула карман на своем платье, вытащила водяное зеркало и провела кончиками пальцев по оправе. Другой рукой она нащупала куриную лапку, болтавшуюся у нее на шее, и задумчиво начала перебирать маленькие острые коготки.

— Еще супа? — спросил чей-то голос у них за спиной.

Девочки обернулись. Андрей, предводитель царского шпионского отряда, смыл с лица серую краску и снял большую часть оружия мумии. Это был жесткий, угрюмый человек, но присутствие девочек пробудило в нем дружелюбие, удивлявшее даже четырех его спутников.