Жаклин Сильвестр - Поместье Уэйкфилд [litres]

Еще больше аплодисментов. Еще более звонких. Зак вошел и направился к дяде, тоже громко хлопая в ладоши. Присутствующие, заметив его, смотрели выжидающе, как будто он был частью презентации – еще одна танцующая обезьяна. Зак немного споткнулся и рассердился на себя за это. У сидевшего поблизости господина в костюме он выхватил бокал с шампанским и поднес его дяде. Во взгляде Митчема читались обещания смерти и забвения.

– Поприветствуем же Митчема Уэйкфилда, – взревел Зак, – спасителя человеков!

Смущенные аплодисменты раздались там и сям.

– О да! – вскричал Зак, с энтузиазмом пожимая дядину руку, словно один из тех известных пасторов мегацерквей.

Пролив часть шампанского, он осушил бокал и легким движением руки небрежно швырнул его в стену.

Раздался общий вздох, а затем зал умолк. Кто-то нервно рассмеялся. У Митчема дернулась щека от чего-то наиболее похожего на страх из всего, что Заку доводилось – к своему удовольствию – у него наблюдать.

– Не вкладывайте деньги в компанию этого человека, – громогласно заявил Зак, – если сколько-нибудь цените человеческую жизнь!

Он почувствовал, как крепкие руки сомкнулись на нем и потащили вон из зала.

– Если в вас есть хоть немного человечности… – продолжил было он, но не смог закончить свое последнее обвинение; Зак почувствовал, что слова застряли у него в горле, как сухое печенье: он не мог ни выплюнуть их, ни проглотить, встретившись глазами с директором Вилдвуда. С суровым выражением лица тот сидел за длинным столом. Он перевел взгляд на Митчема.

Охранник резко выставил Зака за дверь, где парень вывернулся из его объятий и убежал.

Несмотря на то что физически его удалили, Зак испытывал гордость: он сумел шокировать Митчема, и это единственное имело значение. Но какого черта делал директор на званом ужине его дяди?

Митчем, вероятно, уже превратил всю эту катавасию в шутку. Рассказывает коллегам слезливую историю неуравновешенного племянника-сироты. Зак знал, что сегодня вечером его накажут за дерзкое поведение, но удовольствие того стоило. Он резко остановился, натолкнувшись взглядом на картину Ники.

Зак уставился на полотно. «Война» в оттенках серого и бежевого изрезана сырыми красными прожилками смерти. Ему не верилось, что Вилдвуд планировал похитить не творческую одаренность Ники, а ее фотографическую память.

Живопись словно немного расплывалась у него перед глазами. Зак моргнул и тряхнул головой. Тяжело. Ему нужен отдых. Он повернулся и оперся спиной о стену. Понюхал воздух, пытаясь ощутить запах красок, почувствовать какое-то ее присутствие. Он снова ощутил слабость и головокружение. Позволил своим коленям ослабнуть и, скользя спиной по стене, опустился на пол.

Зак услышал шаги и поднял голову. Над ним возвышалась женская фигура. Даме с добрым пухлым лицом и заостренным носом было за сорок. Коричневое платье до пола, а на плечах – накидка из лисьего меха. Очевидно, одна из гостей на ужине Митчема.

– Ты в порядке, дружок? – протянула она с южным выговором.

Зак подтянул под себя ногу. Он не ожидал, что кто-нибудь последует за ним из зала. Женщина повернулась и сползла по стене в точности как он минуту назад. Жемчужное ожерелье тихонько тарахтело, цепляясь за обои.

Зак был ошеломлен. Такого поведения не ожидаешь от одного из гостей Митчема. Она протянула ему украшенную бриллиантами руку.

– Лиза. «Рейтер Медисинал».

Она говорила с отчетливым техасским акцентом. Зак знал, что в промышленных кругах, где вращается Митчем, принято представляться, называя свою компанию. Он пожал даме руку.

– Зак, без большой фармкомпании при этом имени.

– Счастливчик, – заговорщическим тоном прошептала женщина.

Помолчав, она продолжила.

– Так что это было? – и острым подбородком указала она в направлении столовой.

Зак ответил не сразу. Он позволил тишине разрастаться, как надуваемому воздушному шару, пока ему уж некуда было деваться.

– Мне не понравилось то, что он сказал там о спасении жизней. Я думаю, он разрушил столько же, если не больше жизней, чем когда-либо спас, – вздохнул парень.

Ему самому странно было так откровенничать с совершенно незнакомым человеком. Его голова снова отяжелела, в глазах затуманилось, мраморный пол наклонился, и если бы Зак не уперся в него руками, то, кажется, покатился бы, как шахматный слон по наклоненной доске.

– Ах, дружочек, ты знаешь американскую фарминдустрию: мы ломаем людей так, чтобы им понадобилась починка, а когда исправляем, то так, чтобы снова сломались. Исцеленный пациент – потерянный пациент, – остроумно подытожила дама.

– Это неправильно.

– Конечно, нет, солнышко, но так устроен мир. В противном случае нам бы не сходило с рук то, что мы делаем. Плохо не лекарство, а люди, его продающие, – похлопала она Зака по коленке. – Знаешь, как говорится: хочешь видеть добро в этом мире – попытайся сам его делать.

– Я хочу делать добро, – признался Зак.

– И будешь. Тебе только нужно время, – прошептала она.

Зак снова моргнул, чтобы прийти в себя. Женщина исчезла. Она оставила его. Должно быть, он задремал на мгновение. Он выпрямил спину, пытаясь успокоить свое яростно бьющееся сердце. Услышал в глубине коридора знакомые голоса. Напрягая все оставшиеся силы, он встал и пошел в направлении голосов. Остановился, чтобы его не заметили. В холле спорили двое. Один из них явно был Миттчем, а другого Зак не мог идентифицировать.

– У меня время на исходе, – говорил Митчем. – Я не для того годами вкладывал деньги в твое предприятие, чтобы ты подвел меня в самый решающий момент.

В голосе его звучала угроза – Зак способен был ее расслышать, как никто другой.

– Эти вещи нельзя торопить; наука – вещь хрупкая. Объект должен подходить идеально, – холодно отвечал ему собеседник; Зак узнал голос директора. – Мальчик нестабилен, Митчем, – продолжал тот. – Помнишь, что случилось в прошлый раз, когда ты надавил?

– Еще бы я не помнил, – отозвался Митчем рычанием.

– Даже если ты нашел идеального донора для мальчика (хотя на самом деле и не нашел), тебе все равно придется найти другого для себя. Фотографическая память – это не то, что людям записывают в их медицинские карты.

– Я работаю над его стабилизацией, – настаивал Митчем.

– Его тело должно быть готово к процедуре.

– Он будет сам просить о ней, когда я закончу.

– Хорошо, – согласился директор. – Только не позволяй, чтоб история повторилась. Я не уверен, что даже ты сумеешь скрыть такой кавардак во второй раз.

Закончив разговор, они оба вернулись в банкетный зал.