Яна Летт - Мир из прорех. Новые правила

Кая бежала изо всех сил и твердо знала: оборачиваться нельзя. Она чувствовала, что встреча с опасностью лицом к лицу точно лишит ее мужества… Нельзя будет ни сражаться, ни бежать – только покорно остановиться, дрожать и ждать конца. Поэтому Кая бежала, скользя на склизких, как мокрые тряпки, чавкающих листьях. Начал накрапывать дождь – мелкие острые капли секли по лицу, мешали смотреть. Теперь она бежала вслепую, вытянув вперед руки. Бег замедлился. Дыхание преследователя звучало все ближе, а чавкающий звук, с которым невидимое чудовище месило листья, становился громче. Рюкзак, и поначалу тяжелый, теперь был неподъемным; он оттягивал плечи, как виснущий на ней ребенок. Земля под ногами все сильнее раскисала от дождя, с каждым мигом все больше напоминала болото, цепко хватающее Каю за ноги. Поскользнувшись в очередной раз, она упала на вытянутые руки. Круглый предмет вылетел у нее из рук и скользнул в грязь, сверкнув на прощание алой искрой. Невидимый преследователь угрожающе взревел – и этот громкий, нечеловеческий рев одним ударом когтистой лапы лишил ее воли к сопротивлению. Дрожа от холода и ужаса, не сравнимого ни с чем, что ей приходилось испытывать в жизни, Кая медленно обернулась… И проснулась.

В углу, шумно дыша во сне, спала Марфа, укрытая сразу несколькими одеялами. Ее седые волосы, обычно собранные в тугой глянцевитый узел на макушке и спрятанные под платок, сейчас разметались по подушке легкими прядями, похожими на пух одуванчика. Это придавало ей неожиданно беззащитный вид – почти молодой. У топчана, на котором она спала, лежало перепутанное вязание, и стояла свеча, сгоревшая до пенька – бессмысленное расточительство, следы беспокойной ночи.

Кая осторожно выпуталась из старенького одеяльца, которым Марфа вчера укрыла ее, и села на кровати, тяжело дыша и пытаясь успокоить сердце, которое колотилось, как будто она и вправду всю ночь бежала от грозного неизвестного врага. Шея и спина взмокли от пота, рубашка, в которой Марфа уложила ее спать, тоже была влажной и липкой.

Пошатываясь, Кая слезла с кровати, сунула босые ноги в холодные тяжелые ботинки, прошлепала в соседнюю комнату, где у Марфы была настоящая кухня с горелкой. Здесь можно было готовить горячую еду, не выходя на улицу, без печи или камина. Кая поставила греться воду для чая, достала из ящика еду. Хлеб – твердый и начавший покрываться пушком, но с виду еще вполне съедобный, кусок копченого мяса – роскошь.

Она сделала бутерброды и чай, обнаружившийся в древнего вида жестянке из-под консервов, когда неизбежное осознание накрыло ее тяжелой волной боли.

Сидя с ногами на стуле и тупо глядя в окно на занимавшийся рассвет, Кая думала о том, что в приснившемся ей кошмаре было одно, но очень значимое преимущество по сравнению с паршивой реальностью: в нем дедушка был жив. А если и нет, то у нее не было времени думать об этом. Страх за собственную жизнь не оставлял места мыслям о другом человеке, даже самом дорогом и близком. Кая машинально погладила пальцем глиняного зверька, которого Марфа вчера отмыла от пятен темной крови. Не был ли этот сон вещим? Должна ли она превратить свою жизнь в бесконечный кошмар, чтобы перестать испытывать боль, которая раздирала ей сердце с того момента, как она увидела Артема на ступеньках крыльца и все поняла? Кая не верила, что эта боль вообще когда-нибудь пройдет. Дедушки больше не было. Он учил ее, кормил, ругал и хвалил, подбадривал и жалел, а теперь покинул. Они теряли родных по крови людей одного за другим, пока не остались вдвоем… А теперь не осталось и его… И невозможно было придумать, как с этим смириться.

Кая отпила чай, обожгла язык и не почувствовала боли. Другая боль, никак не связанная с кипятком, жгла ее гораздо сильнее, но Кая вдруг поняла, что за ней есть и что-то еще. Это было похоже на темную тень в ветвях могучего дерева – незаметное, но зримое чувство.

Уже очень долго Кая жила в состоянии постоянного напряжения. Она искала любые средства вылечить дедушку, гнала от себя мысли о собственном бессилии, чувствовала отчаяние, страх перед тем, что ей предстоит, а еще нежелание признавать неизбежное…

Чувство, затаившееся в темных ветвях этой страшной путаницы, было облегчением, и, осознав это, Кая тихо заскулила, как раненый зверь, не умеющий выплакать боль.

– Доброе утро, – Марфа стояла в дверях. Она быстро расчесывала волосы деревянным гребнем, немилосердно раздирая острыми зубьями спутавшиеся за ночь колтуны. – Смотрю, ты сделала завтрак.

Кая знала, что должна поблагодарить Марфу, но с трудом заставила себя говорить.

– Я нашла чай. Простите.

– Надо было разбудить меня, – старуха недовольно покосилась на нарезанное мясо и покачала головой. – Ладно. Сегодня можно. Возьми и себе.

Марфа быстрыми, привычными движениями закрутила волосы в узел, села к столу и подвинула к себе чашку и тарелку с бутербродами, взяла один, вгрызлась в него с нескрываемым удовольствием, поймала взгляд Каи.

– Ешь, девочка. Мне жаль твоего дедушку, но, если будем сидеть и лить слезы, отправимся вслед за ним – кому от этого будет лучше?

Кая покорно взяла бутерброд, откусила и не почувствовала вкуса.

– Так-то лучше, – Марфа пытливо разглядывала Каю. – Тебе нужно доесть и идти. Ты оставила его одного – негоже… Ночью я сделала то, что нужно, потом меня соседка сменила… Но сейчас там должна быть ты. Проводить его… Я тоже приду.

Кая медленно кивнула, откусила от бутерброда еще раз. Некоторое время на кухне стояла тишина – только за окном снова застучал по листьям мелкий дождь. Марфа, казалось, колебалась, прежде чем заговорить.

– После этого… Ты можешь прийти сюда, если хочешь.

Кая отложила бутерброд.

– Вы и так помогли мне… Спасибо, – голос звучал глухо, но не так плохо, как она ожидала.

Марфа нетерпеливо кивнула.

– Я не о помощи говорю. Ты осталась одна, а я… Я тоже давно одна. Мой дом лучше, чем тот, в котором ты живешь, и я работаю на огородах. Приноси долю добычи с вылазок сюда, кормись на их кухне, а от меня у тебя всегда будет лишняя зелень.

Кая подняла глаза от тарелки – она почувствовала, что готова наконец заплакать.

– Ведь дело не в этом, да?

– Что за разговоры, – ворчливо отозвалась Марфа, вытирая глаза уголком платка, – в этом, не в этом… – ее голос смягчился. – Человеку плохо быть одному. Решишь прийти сюда – и твоя жизнь станет легче, чем в том пустом доме.

«Как и твоя», – подумала Кая, но ничего не сказала вслух.

Похороны заняли не так много времени, как ожидал Артем, – от начала и до конца прошел всего час. Земля была мягкой после дождя, и на кладбище, расположенном за дальней от главного входа в Зеленое стеной, очень быстро появилась новая могила. Кладбище было огорожено деревянной изгородью выше человеческого роста для защиты от диких зверей. Ворота охранял всего один человек, готовый забить тревогу, если вдруг двойной изгороди и густого переплетения ветвей снаружи окажется недостаточно.