Ярослав Морозов - Ларин Петр и фабрика волшебства

— У меня денег не было! — оправдывался Семернёв визгливым голосом.

— Сядь, — сказал завуч.

Семернёв сидел, закрыв лицо руками. Между пальцами оставалась маленькая щёлочка, сквозь которую он следил за завучем.

— Запомните все, а особенно ты, Александр: нельзя использовать данный тебе дар для обмана людей, — светящийся круг снова начал вращаться.

Ларин следил за этим странным явлением. Круг замер, немного изменив цвет: из бледно-жёлтого он стал розовым.

— А этот случай просто из ряда вон выходящий. Надеюсь, тот, кто это сделал, сейчас поднимется. Двадцать третьего июня в городе Киеве один молодой человек, всем нам хорошо известный, в семь часов утра перепутал номера автобусов и, чтобы не пересаживаться, изменил маршрут автобуса. И водитель, не осознавая, что делает, поехал из одного района в совершенно другой. В результате этой на первой взгляд безобидной шалости люди опоздали на работу, а водитель получил строгий выговор. Зато молодой человек благополучно добрался к своему приятелю, с которым они пошли купаться и загорать.

Скрипнуло кресло. Тарас Ващенко, ученик седьмого класса, стоял опустив голову, что-то бормотал себе под нос.

В круглой комнате стояла такая тишина, что отчётливо слышалось жужжание осы и то, как она стучится в стекло. Каждый вспоминал свои провинности и надеялся, что его прегрешения останутся незамеченными.

— Софья Туманова, наша отличница… — девочка встала и принялась нервно теребить кончик косы. — Ты же знаешь, Софья, — кому, как не тебе, этого не знать, — мы наделены большой силой, защититься от которой обыкновенный человек не в состоянии. Ведь существует сила слова. Ты что, забыла?

Туманова взглянула на Петра, и Ларин понял: всплыло то, что произошло в сквере августовским днём.

— Ты даже не поинтересовалась, как чувствуют себя эти мальчики.

— Это было в последний раз, профессор.

— Садись, Софья. Повторяю: никогда не используйте свой дар во зло и во вред тем, кто слабее вас.

Светящийся круг опять поменял окраску и стал медленно вращаться. Замер, окрасившись в голубой цвет.

— Земфира Парамонова, — прозвучал голос завуча.

Ларин посмотрел в сторону. Маленькая смуглая девочка, с длинными вьющимися волосами, с алой розой у виска и чёрными, как сливы, глазами, в пёстрых бусах, стояла, молитвенно сложив — Может, ты сама расскажешь, Земфира? — немного ослабляя элегантный узел галстука, поинтересовался учитель. перед собой руки.

— А что я? Ведь ничего плохого я им не предсказывала, только хорошее. Живут и радуются. А о плохом я ни слова, ни полслова, профессор.

— Земфира, ты можешь заглядывать в будущее сколько угодно и насколько хочешь далеко. Можешь заглядывать и в прошлое. Но ты же знаешь: то, что должно случиться, так или иначе произойдёт, как хорошее, так и плохое. И повлиять на это ты не сможешь.

— А если я хочу помочь! — воскликнула Земфира.

— Вот когда школу закончишь, тогда и решишь, что делать. А пока я тебя предупреждаю: если не хочешь лишиться своего дара и превратиться в обыкновенную вокзальную гадалку, то никогда не предсказывай людям будущее, не касайся их судьбы.

Когда Земфира села, светящийся круг сделал один оборот и замер. На этот раз голос профессора звучал грозно:

— Двадцатого августа сего года Дмитрий Мамонтов и Савелий Колыванов хвастовства ради подожгли сарай, воспламенив его силой взгляда. А когда приехали пожарные, сарай уже сгорел на глазах изумлённой публики. Вы что, шоу решили устроить? Значит, пойдёте работать в цирк.

— Мы больше не будем! — за себя и за приятеля сказал Колыванов. — Мы уже осознали!

— Но сарай-то уже не восстановишь! Предупреждаю: ещё одно такое ЧП — и вас отчислят из школы, будете лишены всех своих способностей. Так что придётся пользоваться спичками и зажигалками. Хвастать своими способностями не рекомендую. Это касается и Артёма Шубина.

— Я не хвалился, профессор, я хотел сделать доброе дело для новичка, чтобы он чувствовал себя в нашей школе, как дома. Я же не портрет какого-нибудь музыканта перенёс сюда…

— Ладно, твоё оправдание принимается.

Из сорока четырех детей, сидевших за круглым столом, лишь троим не пришлось вставать. В конце беседы профессор, он же завуч школы, взглянул на Петра Ларина.

— Надеюсь, сегодняшний разговор для тебя станет хорошим уроком. Тебе всё понятно? — Мальчик кивнул и вспомнил происшествие в метро. — А теперь перерыв.

В коридоре Ларин подошёл к Шубину.

— Артём!

— Что? — Шубин посмотрел сверху вниз на своего соседа по комнате. — Откуда он всё это знает?

— Если бы он знал всё… — похлопал по плечу Ларина Шубин.

Тут к ребятам присоединился Лёва Морозов. Его глаза блестели. Мальчишка был похож не на лисёнка, а на клоуна Рони из «Макдоналдса».

— Как он тебя! — сказал Лёва, а затем прошептал: — Чище работать надо. Вот я летом столько раз голоса подделывал, за отца отвечал, за мать и за сестрёнку, и хоть бы кто просёк!

— Это совсем не значит, что твои проделки остались незамеченными. Просто завуч на тебя, Лёвка, решил не тратить силы. Ты для него слишком мелкая рыба, которую обычно выпускают.

Лёва Морозов побледнел и мгновенно стал похож на Пьеро.

— Так что, ты думаешь, он знает?

— Конечно, знает!

Лёва удручённо побрёл по коридору.

— Артём, ты обманул его или на самом деле?

— Нет, я ему правду сказал. Он очень задаётся. Но голоса подделывает классно, в школе никто лучше не умеет.

Софья Туманова стояла у окна, смотрела во двор. Там на краю лужи стояла большая чёрная ворона и держала в когтях что-то блестящее — то ли кусочек фольги, то ли осколок зеркала. Предмет сверкал.

Ларин подошёл к Тумановой и, чтобы завязать разговор, начал издалека:

— А что это твоя ворона в клюве держит?

— Не знаю. Может, стащила чего. Я с ней потом разберусь. Кстати, как тебе?

— Что?

— Завуч, «разбор полётов»?

— У нас в школе и покруче бывало, — честно признался новичок. — У нас за проделки и родителей в школу вызывают.

— А у нас родителей никогда не вызывают. Родители и так всё знают.

— Откуда?

Девочка передёрнула плечами, всем своим видом показывая, мол, придёт время — ты всё поймёшь без моей помощи.

— Это только начало, это всё цветочки. Вот Изольда Германовна — это я тебе доложу! Во сто крат хуже завуча.

— Яс ней уже познакомился.

— Нет, ты её ещё не знаешь, Ларин Пётр. Но завтра, по-моему, иностранные языки, так что готовься.

— Ты так говоришь, словно меня ожидает какая-то пытка. А ещё что-нибудь интересное будет?

— Кому как. Ты ведь пока будешь учиться по индивидуальной программе, с тобой одним будут заниматься. Ты должен наверстать то, что пропустил. Придётся попотеть. Но не расстраивайся! Если что — обращайся, я тебе помогу. И сосед по комнате у тебя ничего. Правда, иногда вобьёт себе в голову что-нибудь и молчит. Ходит мрачнее тучи, слова из него не вытащишь. Но все к его чудачествам уже привыкли, так что и ты не удивляйся, если он вдруг с тобой разговаривать перестанет, а будет только со своей змейкой играть да шипеть, глядя ей в глаза.