Ярослав Морозов - Ларин Петр и фабрика волшебства

«И чего они все меня боятся? Неужели я такой страшный», — подумал он.

Но нет. Осмотрев своё отражение в стекле витрины лавки, Пётр не заметил ничего особенного — такой, как всегда.

Улица вывела его на набережную большой реки. Каменный сфинкс лежал на гранитном постаменте у самой воды.

«Да это же Питер! — догадался мальчик. — Вон и шпиль Петропавловки. Только очень уж странный этот Питер, какой-то ненастоящий».

На набережной, на дощатом помосте, украшенном гирляндами из цветов, играл духовой оркестр. Медь труб сверкала. Тут же стояли столики, укрытые белоснежными скатертями. За ними расположились нарядные дамы и господа. Сновали официанты.

«Прямо как на картинке, — восхитился Пётр, — и играют музыканты здорово».

Музыка манила. Пётр подошёл к перилам и стал рассматривать публику. Ближе всех к нему сидел дородный господин с бородкой клинышком, в левом глазу у него поблёскивал монокль. Мужчина держал в руках газету. В пухлых губах дымилась сигара. И тут на помосте появились две дамы, очень уж необычные — даже для этого города. На обеих черные зеркальные очки, с длинными бумажными носами. Один нос был выкрашен в ярко-красный цвет, другой в черный.

— Как клюв у аиста, — прошептал Ларин.

Дам никто не замечал, они шли, лавируя между столиками, хихикали, то и дело толкались. Остановились возле ничего не подозревавшего официанта, когда тот только собрался подлить сливки в кофе напудренной даме. Черноносая дама толкнула официанта под локоть, и сливки, вместо того чтобы попасть в чашку, пролились на шёлковое платье. Дама ойкнула. Официант принялся извиняться. Появился хозяин заведения — строгий, с каменным лицом — и тут же прогнал «неловкого» официанта.

Черноносая с красноносой ударили друг друга в ладони и захихикали пуще прежнего.

— Кого бы ещё сделать? — красноносая обвела взглядом террасу.

— Вон он! — хихикнула черноносая и показала пальцем на господина, занятого чтением газеты.

Вредные дамы обошли его столик с двух сторон и уселись на свободные стулья. Рядом с пепельницей лежал большой коробок спичек. «Шведские спички» — гордо значилось на этикетке. Одна из вредин приложила палец к губам, вторая завладела спичками, чиркнула прямо о пепельницу. Спичка вспыхнула ярко, как лампочка. Нижний край газеты заполыхал. Мужчина подбросил газету и в ужасе завизжал. Горящая газета упала на скатерть. Дым, шум, гам… музыка смолкла.

Вредные дамы отошли к перилам и любовались результатом своих проделок.

— Жаль, что он усы не обжёг, — проговорила красноносая.

— Надо было скатерть поджечь. Вот попрыгал бы! — черноносая протяжно вздохнула. — Давай ещё что-нибудь весёленькое устроим. Скучно мне, а возвращаться не хочется.

— Давай музыкантам ноты поменяем.

— Было уже. Когда оркестр на балу вместо мазурки похоронный реквием грянул, я чуть не ухохоталась… — черноносая обернулась, глянула через плечо. — Подружка, чего это мальчишка на нас пялится. Словно нас видит. А?

Красноносая тоже уставилась на Ларина и неожиданно показала ему фигу — длинную и обидную. Мальчишка даже вздрогнул.

— Видит. Он нас видит, — не то с восхищением, не то с возмущением воскликнула черноносая вредина.

— Конечно, вижу. Вы чего такие вредные? — спросил Пётр шёпотом.

— Говори громче. Всё равно они нас не слышат. Ты откуда здесь взялся? — гаркнула красноносая дама.

— И не стыдно вам гадости делать людям?

— Можно подумать, ты гадости не делаешь, — захихикала черноносая. — Мы-то про тебя ой как много знаем.

— Ничего вы не знаете. Нельзя вредничать.

— Это так весело. Дети всегда гадости делают. Вот только взрослые им мешают. Присоединяйся. Повеселимся. Оттянемся по полной…

— Мне мама говорила… — начал Пётр.

— Ой, ой, ой… Можешь не рассказывать. Нет у тебя мамы. Врун.

— Есть.

— Ну и где она?

— Она пропала, — дрогнувшим голосом произнёс мальчишка.

— Ну, тогда и я могу сказать, что у меня есть всё что угодно. Не ломайся, пошли с нами. Мы должны дружить. Ведь мы — не такие, как они, мы лучше, умнее, красивее.

«Тоже мне, красавицы выискались, — подумал Пётр, — обезьяны с бумажными носами».

Он не успел и опомниться, как вредные дамы уже стояли рядом с ним — красноносая слева, черноносая справа — и крепко держали его под руки. Ноги его оторвались от земли, он почувствовал, что летит. Ощущение было не из приятных, перехватило дыхание, голова закружилась. Ноги беспомощно перебирали, а за воздух не зацепишься.

— Ты что, первый раз летаешь? Вот те на!

Да…

— Тогда не дёргайся, а то упустим, и грохнешься в реку.

Мальчишка посмотрел вниз, и ему стало совсем нехорошо. Огромная река серебрилась под ними, на воде были разбросаны кораблики, лодки, барки — маленькие-маленькие. К летящим над городом пристала чайка. Она подлетела совсем близко, изогнула короткую шею и хотела ущипнуть черноносую за плечо.

Дама отмахнулась от неё, как от мухи, а когда птица подлетела ещё раз, ударила её сумочкой. Чайка обиженно крикнула и спикировала к воде.

— Вот уж приставучая дрянь, и ры бой от неё воняет.

— Верните меня на место, туда, где взяли, — закричал Ларин.

— Вернём? — с хитрой ухмылкой спросила черноносая у подруги.

— Если он сам просит, то почему бы не вернуть?

Дамы переглянулись. Пётр на мгновение завис в воздухе, успел сообразить, что остался один, и стремглав полетел вниз. От страха зажмурился, крепкокрепко. Летел и летел. Наконец осторожно приоткрыл глаза. Рядом с ним оказались обе подружки-вредины.

— Страшно?

Ларин судорожно кивнул.

— А нам ни чуточки не страшно. Вниз посмотри.

Река, дома, шпиль совсем и не приблизились. Пётр летел над городом.

— Думал, что летать не умеешь? Каждый умеет, только боится. Это так легко, — сказав это, черноносая взмыла, растворившись в слепящем диске солнца.

— Летим, летим! — закричала её подружка, указывая Ларину дорогу.

Город пронёсся под ними, как под крылом самолёта, мелькнули крыши окраин. Теперь внизу простирался лес, прорезанный ртутно переливающейся лентой реки. За ним показалось болото, мрачное даже в солнечный день. Но именно оно, неприветливое, порадовало вредин.

«Как красиво…», «Как мило…» — перебрасывались они словами.

Летели уже низко, почти касаясь вершин сухих редких деревьев. Впереди показалась громадина дворца, какие-то постройки и огромный ухоженный парк.

— А вот это мрачное место, — красноносая презрительно скривила губы, — тоже мне, придумали — «фабрика»…

Черноносая приложила палец к губам и покачала головой. Мол, подружка, много болтаешь.

— Никогда не знаешь, где окажешься завтра, правда, мальчик?

— У меня, между прочим, имя есть. Я Ларин Пётр. А вы кто?