Ярослав Морозов - Ларин Петр и фабрика волшебства

Мальчик осторожно двинулся к шкафу, боясь испугать птицу.

— Дверь открыта, я тебя не задерживаю, так что давай улетай.

Голубь не двигался. Он выглядел как скульптура, украшающая шкаф. Пётр сходил на кухню и вернулся с куском батона. Он покрошил его и протянул птице.

— Хочешь — угощайся.

Голубь заурчал, постукивая коготками, и перебрался на другое место.

— Что, боишься? Я не сделаю тебе ничего плохого, хотя наказать тебя, в обшем, стоило бы. Ты же вазу разбил, а отец подумает, что это я. Улетай. Всё равно разговаривать ты не хочешь, и, судя по всему, ты не голодный. А если голодный, зачем прилетел? Голуби в квартирах не живут. Где твой дом? Небось, на чердаке где-нибудь?

Голубь продолжал урчать, следя оранжевыми глазами за каждым движением маленького человека. Затем птица перелетела на стол, прошлась по нему, увидела своё отражение в зеркале, висевшем на стене, и испуганно взметнулась. Пётр замахал руками. Серый голубь вылетел в распахнутую дверь и растворился в сиреневом полумраке.

На душе стало ещё тревожнее, сердце сжалось.

Засыпать пришлось одному, отец вернулся поздно, когда Пётр уже погасил свет во всей квартире. Мальчишка сделал вид, что не слышал, как отец открыл дверь в его комнату. А потом отец долго сидел на кухне. Работала вытяжка. Петру хотелось выйти, поговорить с отцом, но гордость удерживала его в постели.

«Хотел бы поговорить — раньше пришел бы…» — решил он.

Ларин-младший так напряжённо смотрел на стенку, отделявшую его от кухни, что даже глаза заболели. И тут внезапно стена стала для него прозрачной. Он увидел отца с сигаретой в руке. Струйка дыма тянулась к вытяжке.

«Снова я вижу сквозь стены, — подумал мальчишка. — Раньше такое уже случалось, но, когда я рассказал об этом маме, она сказала, что так делать нельзя. Это то же самое, что подсматривать в замочную скважину…»

К скверу можно было дойти и пешком, но жара заставила Петра Ларина свернуть к метро, там, под землёй, было прохладнее. Он вошёл, толкнув стеклянную дверь, и задумчиво двинулся к турникету. Прошёл, забыв вставить карточку. Уже стоя у эскалатора, он вытащил из кармана картонный прямоугольник с закруглёнными краями.

«Как это так, — сам у себя спросил Пётр, — выходит, я обманул метро? Почему же тогда тётка в форменной одежде этого не заметила? И почему не сработали дужки турникета, которые больно бьют по ногам тех, кто пытается проскочить, не вставив карточку в специальное отверстие?»

Вначале ему захотелось вернуться, но в памяти всплыл забытый случай. Они с мамой куда-то очень спешили, почти опаздывали. Мама, вопреки своим убеждениям, держа сына за руку, торопливо зашагала к метро.

С мамой мальчик не боялся ничего, он был уверен: когда она рядом — с ним ничего случиться не может. Как назло, у мамы не оказалось жетонов, а очередь за ними была большая.

«Пошли за мной», — мама крепко сжала ладонь сына, направляясь к турникетам.

Её лицо на какое-то мгновение стало невероятно сосредоточенным, тёмные брови сошлись к переносице, глаза сузились. Пётр хотел возразить и напомнить маме, что турникет может закрыться и ударить, но мама сказала: «Иди со мной и ничего не бойся».

Прямо перед ними турникет щёлкнул, пропуская мужчину в полосатой майке, похожего на корабельного боцмана. Его жетон застрял в прорези автомата. Пётр замешкался.

Мама дёрнула его за руку: «Смелее!»

Они прошли через турникет, сначала мама, потом он, и, странно, дужки даже не шевельнулись, они были как парализованные, словно кто-то невидимый отключил механизм на время.

«Значит, я тоже так могу, — подумал он. Мама говорила, что если очень нужно, то можно. Но мне ведь не было очень нужно, я о билете даже не думал, шёл себе, забыв вставить карточку, а турникет даже не среагировал. Надо рассказать отцу. Пусть объяснит, как это получается».

Пётр, сжимая в руке фенечку, найденную у скамейки, — он теперь всегда носил её с собой — добрался до сквера, прошёл возле той самой скамейки, где сидела загадочная девочка, разговаривавшая с чёрной вороной. Ни девочки, ни вороны, конечно же, не было.

Первое, что увидел Пётр, открыв глаза субботним утром, так это небо, по которому плывут облака, ярко-белые сверху, как взбитые сливки, и тёмно-свин-цовые снизу.

«Сегодня, наверное, жары не будет.

А это значит, что будет ловиться рыба. Да и ехать не так утомительно», — размышлял он.

За завтраком отец спросил:

— Сегодня кондитерская входит в наши планы или сразу поедем к Дроздовым?

Мальчику хотелось побыть с отцом вдвоём. Кондитерская была хорошим предлогом для этого.

— Сходим в кондитерскую, — сказал он, улыбаясь.

Когда на столике уже стояли вазочки с десертом, чашки с горячим чаем и тарелки с кусками торта, мальчик почувствовал себя наверху блаженства. Давно они не сидели вот так вдвоём, и отец никуда не спешил.

Из кондитерской они вышли с большой коробкой, которую погрузили в багажник автомобиля, и отправились в путь. Отец тревожно поглядывал на небо, которое становилось всё темнее и темнее. Тучи опускались к земле, вершины деревьев раскачивались всё сильнее.

— Успеем добраться до дождя?

— Навряд ли, — сказал мальчик, — по-моему, я видел молнию.

Отец принялся рассуждать:

— С одной стороны, дождь — это хорошо, его уже недели две не было, жара надоела. А с другой стороны, в дороге дождь — это плохо, видимость плохая, шоссе скользкое.

Водители нервничали, сигналили, высовываясь из окошек, кричали друг на друга. Даже «скорая», мчавшаяся с сиреной и включёнными мигалками, была вынуждена въехать на тротуар, объезжая застывший поток машин.

Наконец поток медленно двинулся по серому асфальту. Деревья вдоль дороги замерли, даже листья не дрожали. В салоне стало душно. Пётр почувствовал, что ему хочется пить.

Пётр облизал пересохшие губы. На лобовое стекло упало несколько крупных капель дождя, они прочертили по стеклу косые блестящие линии.

— Вот и дождик начинается.

А над горизонтом изломанные стрелы молний раздирали почти лежащие на земле тёмно-синие тучи. А вот раскатов грома не было слышно. Капли перестали падать.

— Сухая гроза, что ли? — сказал отец.

— Что это такое — сухая гроза?

— Это когда без дождя, а только молнии.

— Это опасно?

— Нет! — сказал отец.

— Пить хочется.

— За поворотом, под деревьями, будет киоск.

У киоска стояла небольшая очередь. Отец остановился у пирамиды пустых металлических бочек, открыл дверцу в машине и закурил.