Ярослав Морозов - Ларин Петр и фабрика волшебства

Вдруг после вспышки молнии раздался такой оглушительный грохот, что Петру даже показалось, что киоск зашатался.

— Сейчас врежет! — сказал толстый дядька, стоящий прямо перед мальчиком. — Быстрее обслуживайте, а то мы под дождь попадём!

Молния разорвала свинцово-тёмные низкие тучи прямо над головой. Киоск вздрагивал от каждого раската грома.

Отец замахал рукой:

— Давай быстрее в машину!

— Сейчас, папа, сейчас. Бутылку минералки, — Пётр сунул деньги в окошко.

В это мгновение стало так темно, словно в квартире поздним вечером, когда вдруг перегорает лампочка. Даже дождь прекратился, и яркая вспышка молнии ослепила Петра, он зажмурил глаза. Острие молнии ударило прямо в машину, стоящую рядом с пирамидон пустых металлических бочек.

Грохот, взрыв, огонь, крики, катящиеся по асфальту пустые бочки. Мальчик стоял, словно удар молнии превратил его в камень. Машина, в которой остался отец, горела.

— Папа! — истошно закричал мальчик, бросаясь к пылающему автомобилю.

Если бы не толстяк, тот самый, который стоял в очереди, то Пётр наверняка угодил бы в пламя. Толстый дядька схватил мальчишку, прижал к себе, оттащил в сторону. А потом Ларин потерял сознание.

Как он оказался в больнице, мальчик не помнил. Когда открыл глаза, увидел над собой сверкающий штатив капельницы и бутылку прозрачной жидкости, висящую над головой вверх дном. Из бутылки капля за каплей медленно, как слёзы, стекала прозрачная жидкость. Пётр пошевелил пальцами и услышал знакомый голос. Он скосил глаза и увидел бабушку. Она сидела в белом халате, накинутом на плечи, маленькая, сгорбленная, в чёрном платочке в мелкую белую крапинку. Глаза бабушки были покрасневшими от пролитых слёз.

— Здравствуй, Петенька, — сказала она. Её сухая прохладная ладонь легла мальчику на лоб, опустила его веки.

«Зачем это папа привёз бабушку? Ведь обычно они сами ездили к ней. А может, это я у бабушки, в её доме с белыми стенами внутри?» — размышлял мальчик.

— Поспи, касатик, — услышал он нежный, спокойный голос.

— А папа где? У Дроздовых остался?

— Папы у тебя больше нет.

Ладонь, до этого приятно холодящая лоб, вдруг начала теплеть, становясь всё горячее. Жар прошёл через всё тело от головы до кончиков пальцев на ногах.

— Ему там хорошо, — сказала бабушка, как бы отсекая последующие вопросы, — ему там очень хорошо.

И тут до него дошло. До этого разорванные, существующие каждая по отдельности картинки слились воедино и быстро пронеслись перед мысленным взором, как на перемотке видеокассеты.

«Папы больше нет…» — хотел сказать мальчик, но губы не шевелились.

От жара бабушкиной руки Пётр провалился в глубокий сон, без сновидений. Он не слышал, как сестра меняла капельницу, как врачи пытались выпроводить бабушку, а та не уходила. И смог это сделать лишь врач Дроздов, чувствовавший себя в любой больнице как дома.

Он усадил пожилую женщину в кресло, а сам отправился поговорить с лечащим врачом.

Когда Пётр проснулся, бабушка была рядом, сидела в той же позе, отрешённо глядя на сбегающие по прозрачной трубке капли раствора.

— Молодец, — сказала она, — поспал. Я говорила им, — бабушка кивнула на дверь палаты, — чтобы тебя отдали мне. Но я уже слишком стара, и они не хотят. Вот тут, — у бабушки в руках появилась маленькая коричневая бутылка с синей пластмассовой пробкой, — очень хорошее снадобье, я сама приготовила. Ты его должен выпить, всё до последней капли, и тогда обязательно поправишься. Прямо сейчас. Только не спорь.

Бабушка отвернула пробку, перелила золотисто-коричневую густую жидкость в стакан, приподняла мальчику голову, поднесла стакан к покусанным губам.

— Ну, давай. Это невкусно, но надо выпить.

Снадобье пахло воском, ещё чем-то терпким и резким.

В палату вошла сестра, сверкнув стёклами очков. Бабушка спрятала бутылочку в карман халата так ловко, что медсестра ничего не заподозрила. Пётр улыбнулся проворству бабушки. Он хотел спросить, что с ним будет дальше, но его начало клонить в сон, язык стал непослушным и едва шевелился.

Медсестра сунула градусник под мышку мальчику, посмотрела на тумбочку, все ли лекарства выпиты, и покинула палату с грустной улыбкой на тонких губах.

Странно, но за всё то время, что он был в больнице, мама ему ни разу не приснилась. А мальчику хотелось увидеть её хотя бы во сне, рассказать ей обо всём, что случилось, попросить совета. Ведь она наверняка знает, как ему поступать дальше.

Во время дневного осмотра он поинтересовался у лечащего врача, когда его выпишут и отправят домой.

— До школы выпишем, не волнуйся. «Опять эта школа!» — вздохнул Пётр. После того как врач покинул палату, заглянула медсестра и бодро сообщила:

— А к тебе гости, так что можешь спуститься.

— А кто там ко мне пришёл?

— Очень симпатичная девочка с тёмными волосами.

«Соня Туманова!» — подумал Пётр и бросился в вестибюль на первый этаж.

В кресле, болтая ногами в модных кроссовках, сидела Кристина Дроздова.

— Привет, Петька! — она подскочила к нему, тряхнула за руки. — А я тебе овощей и фруктов принесла. Тут груши, яблоки, апельсины, виноград. Еле допёрла. Отец занят, у него, как всегда, операции, сказал, как освободится, заедет. Но это будет не раньше вечера.

— Слушай, Кристина, — глядя в глаза девчонке, сказал Пётр, — ты джинсы и майку добыть можешь?

— Тебе какие надо, стильные или классические?

— Без разницы.

— Хорошо, — сказала Кристина, — куплю. Ты доверяешь моему вкусу?

— Сегодня вечером сможешь? Только папе не передавай, сама принеси.

— Ой, у меня времени сегодня нет, — Кристина, закатив глаза, неопределённо хмыкнула. — Хотя, жди через час, я попилила.

— Спасибо, ты настоящий друг.

— А то! — ответила девочка, небрежно тряхнув волосами. Пётр развернулся. Девочка обернулась: — И ешь всё это. Яблоки и груши, между прочим, с дачи. А то ты бледный, как Майкл Джексон. Всё, адью, до встречи.

Кристина появилась не через час, а через два с большим чёрным мешком.

— Здесь всё, что ты просил. Смотри, майка какая клёвая.

— Спасибо.

— Примерь шузы.

— Я потом, в палате.

— Да что ты в этом понимаешь? Какие шмотки клёвые! Ты будешь самым стильным на всю больницу!

Как ни странно, всё подошло — и ботинки, и майка, и джинсы, и бейсболка.

«Когда придёт Павел Леонидович, вернее, когда уйдёт, я за ним следом…» — решил Пётр, быстро раздеваясь и пряча новую одежду в тумбочку. Он был снова в полосатой больничной пижаме и в тапочках на босу ногу.

Павел Леонидович, как всегда, спешил. Он буквально ворвался в палату, обнял юного друга, прижал к себе. Сжал голову огромными руками, заглянул в глаза.

— Ну, вижу, дело идёт на поправку. А сердце как?