Рамиль Салахов - Ноутсити – город будущего

– И что такого? Женщин тут нет, чтобы я наряжался.

Мне кажется Ребекка даже обиделась последним словам, но не подала виду, а учёный тем временем напрочь забыл о своей персоне и продолжил с видом человека, сделавшего открытие века:

– Вы, не понимаете! Жук-носорог – самое сильное существо на планете. Он может поднимать вес, превышающий свой собственный в тысячу раз. Вот ты, Тим, сколько весишь?

– Сейчас, наверное, не больше двадцати трёх килограммов, – ответил я с сомнением. Я очень похудел за последние дни.

– А теперь представь, что ты, обладая подобной силой, смог бы поднять двадцать три тонны! – воскликнул раззадоренный профессор и добавил, заметив моё недоумение: – Ты смог бы поднять вон тот грузовик!

Алан Грустен указал в окно на стоящий вдалеке большегруз. Я представил себе эту картину и сказал, больше опасаясь его обидеть, чем доверяя высказанной фантастикой:

– Ого! Круто!

– А вот в этой жидкости, – продолжал учёный, подхватив другую колбу, – гены кузнечика и пустынной саранчи.

Все присутствующие при этом переглянулись.

– Кузнечик, чтобы вы знали, обладает невероятной прыгучестью. Обладая его способностями, вы смогли бы взлететь ввысь на двести метров. А саранча мистер Грустен, – обращаясь ко мне почему-то на вы, – одно из самых быстрых существ на планете.

Он взялся за третью колбу:

– А вот в этой жидкости гены жука-бомбардира, известного тем, что он обстреливает врага струёй пахучей жидкости, раскалённой до ста градусов и представляющей из себя смесь двух сложных химических компонентов.

Мистер Грустен ещё долго объяснял нам, что же такого чудесного он создал. Как оказалось, он смог внедрить в каждую жидкость гены таракана и мы, плюс ко всему прочему, узнали, что в мозгу этих насекомых содержатся молекулы антибиотиков, позволяющих им излечиваться от болезней. А самым большим достижением Алан Грустен считал вычленение ДНК ос, которые, как известно, невероятно устойчивы радиоактивному излучению. В общем, все его разговоры сводились к бесконечным научным терминам, формулам и прочей белиберде, так что мы большую часть понять не смогли. Отец, иногда ему помогавший в изысканиях, соображал куда больше и спросил:

– Но ведь раньше ничего не получалось? Сейчас что изменилось?

Алан грустен ответил с возмущением, как будто папа должен был разбираться во всех этих науках ничуть не менее чем он:

– Что изменилось? Да у нас появилась кровь человека из Сумрачной зоны и кровь детей, с мутировавшими клетками из Ноутсити. Как ты не понимаешь?

– Ну допустим. И что теперь?

– Хм… Действительно, что теперь? – переспросил учёный и растерялся. Через минуту, видимо, решившись, добавил: – Я попробую ввести одну из жидкостей себе в организм.

Отец был категорически против. Он боялся что это могло быть смертельно опасно – никто не знал, как поведут себя чужеродные ДНК в крови человека. Но фанатичного учёного уже ничем не остановить. Он под ожесточённое сопротивление друга, все же смог его убедить, что ни в коем случае не откажется от этой безумной идеи.

Отец был вынужден махнуть рукой. Следом, Алан Грустен перелил из колбы немного голубой жидкости в пластмассовый стакан, затем выдохнул и залпом опрокинул его себе в рот.

– Фу, какая же гадость, – сказал он после этого, сморщившись.

Ничего не происходило. Через два-три часа мистер Грустен позеленел в лице и, схватившись за живот, убежал в туалетную комнату. Отец, до этого силившийся подавить тревогу, прокричал ему вдогонку:

– Алан, по-моему, у тебя появились совершенно другие способности. Не те что ты ожидал.

И мы втроём рассмеялись. После того как мистер Грустен вернулся, его внешность обрела обычный вид. Ничего не происходило – никаких изменений. Он, проткнув себе палец иголкой, капнул каплю крови на стеклянный прямоугольник и долго её изучал, в чудом сохранившийся микроскоп.

Мы в это время склонились над обессилившим Цезарем. Бедный пёс уже не мог лежать на четвереньках. Он лежал на боку с закрытой пастью, поглядывал на нас и иногда жалобно скулил. Ребекка гладила его по всему телу и не могла удержаться от слез. Я отвернулся; папа приобнял меня за плечи и поцеловал в волосы. Подошёл Алан Грустен. Он, как и все чудные учёные, говорил прямо то, что думал:

– Даа, похоже, ему осталось недолго. Все лекарства которые я ему давал, к сожалению, не помогают.

Папа с укоризной посмотрел на него в немом посыле: «Ну что же ты так прямо?» Алан Грустен сообразив, что детям не всегда принято говорить правду, закрыл руками рот. Но мы уже были закалены последними событиями, поэтому воспринимали окружающую действительность мужественно.

Тем временем учёный сообщил отцу, что клетки насекомых попали в его кровь, но не могли соединиться с клетками крови человека и погибали. Его охватило отчаяние – чего-то не хватало. Мы с Ребеккой остались рядом с псом, а взрослые удалились в лабораторию. Девочка ласково шептала Цезарю и гладила по всему телу:

– Эх Цезарь – ты наш спаситель. Не покидай нас.

Собака заскулила. Казалось животное понимало все, что мы ей говорили. Однако, судя по обессиленному виду, надежды не было.

Из лаборатории послышался звон разбившейся колбы. Ребекка решила помочь мужчинам и удалилась в лабораторию. Через некоторое время послышался возглас девочки, я встревожился и метнулся в лабораторию (она стала мне невероятно близким человеком).

– Что случилось Ребекка?

– Да ничего страшного. Порезалась осколком.

Отец наспех перебинтовал палец. День близился к концу; стемнело. Девочка снова присела рядом с Цезарем. Мы не знали сколько осталось бедному псу – он таял на глазах. Я заметил, что бинт окрасился в красный. Ребекка, видимо, сильно порезалась, кровь просачивалась и уже собралась небольшим сгустком у основания большого пальца. Ребекка погладила пса и тут Цезарь в знак благодарности последним усилием лизнул её руку и с тяжким вздохом, сомкнув веки, замер. Мы остолбенели в ужасном предчувствии; через мгновение я отчаянно призвал взрослых:

– Паап!

Ребекка вовсе не замечала свой окровавленный палец. Она также стояла неподвижно, не в силах вымолвить слова и лишь обильные слезы заволокли широко раскрытые печальные глаза. Прибежал отец с мистером Грустеном. Они сразу поняли, что дело плохо. Мистер Грустен опустился на корточки и раскрыл пасть Цезаря.

– Он умер? – прошептала Ребекка

– Язык ещё тёплый.

Но судя по тону Алана Грустена, он уже не сомневался – Цезарь не очнётся. Отец приобнял Ребекку за плечи. Девочка горько зарыдала.

– Странно, не пойму откуда кровь на языке? – пробормотал, спрашивая сам у себя, Алан Грустен.

– Это, наверное, моя, – сквозь всхлипы предположила Ребекка.