Ирис Эрлинг - Сердцевинум

– Руки! – крикнул бражник. – Главное – это руки!

Рина уставилась на свои дрожащие ладони. Значит, вот где ключ к ее способности… Руки и правда слегка порозовели, как будто даже засветились. И тут же хлынули отовсюду красно-розовые нити, целые клубки. Они выходили из искорок внутри вещей, людей и фамильяров, а потом разбегались по сторонам, переплетаясь между собой.

Самый яркий сгусток бился внутри пыхтящего самовара, и неожиданно для самой себя Рина потянулась к выпуклому боку. Она совсем не боялась ошпариться и не думала, что наткнется на горячую стенку, – так сильно сгусток сиял и тянул к себе…

Рука проскользнула в самовар и, не обжегшись кипятком, схватила что-то по-настоящему горячее, шершавое и тяжелое. Искаженные тут же отступили на второй план. Не хотелось ни драться, ни бежать, а только вот так держать эту манящую вещь в руках, смотреть на нее и слепнуть. Но едва Рина решила оставить находку себе, как странные голоса заполонили вдруг ее рассудок и затянули песню на незнакомом языке. Слова повели хоровод. Рину обступили тени. Они замкнули круг и отрезали ее и сердце от чаепитов.

Словно в тумане, Рина поднялась на ноги и зашагала прочь – сквозь стол и его хозяев, сквозь стены и комнаты, прямиком в Альков. Как только она ступила в печать, хоровод стал сужаться. Тени рассеялись по горсткам порошка. Сердце медленно потянулось вниз, к центру нарисованного круга, пока совсем не вырвалось из рук и не оказалось… осколком кирпича.

Какого еще кирпича? С чего бы он ей вдруг понадобился?..

Рина очнулась и растерянно завертелась на месте, а Альков вокруг нее стремительно обретал цветá. Затягивались дыры в навесе, восставали из-под груд обломков деревянные опоры. Приветственно гудели трубы, искрила счастливая проводка – творилось что-то грандиозное. У Рины даже слезы навернулись, но тут что-то оглушительно грохнуло под ногами.

Рина перепугалась – неужели что-то пошло не так?.. Однако дом не развалился, а облегченно вздохнул.

– Паразитской машине пришел конец, – сказал Фаферон.

Потрепанные, но довольные фамильяры вернулись на свои места. Рина не выдержала и обратилась к ним с неловким вопросом:

– Оно и должно быть кирпичом?.. – Она указала на сердце, которое все еще тянулось вниз и парило теперь где-то на уровне ее коленей.

– Конечно. Вы же не думали, что сердца домов могут выглядеть как-то иначе? Сердце дома – это его краеугольный камень. Первый камень, который кладут в основание. Нашему он достался от гостиницы, поэтому дом иногда путается, кто он такой.

– Но ведь остался всего лишь осколок…

– А это хорошо. Разбитое подчас прочнее целого. Главное, чтобы не крали, – изрек Фаферон. – Нет, не покидайте круг! Держитесь ближе… Мне кажется, что паразит еще не сдался.

– Ишь, какой проницательный, – сказал знакомый голос.

Женский. Рина явно слышала его и прежде, вот только где?..

Складка балдахина приподнялась; из-за нее, хромая, вышла седая женщина. Рина не поверила глазам, узнав больную бабушку Тима, но сам Тим тоже выступил из тени и поспешил занять место между родственницей и печатью.

– Она не хотела, Рина, – начал он, примирительно вскинув руки. – Клянусь тебе, она просто не могла иначе. Выслушай, прошу! Она бы умерла!..

– Тимофей, не надо, – сказала женщина, отодвигая внука. – Им это не важно. У них своя правда.

– Но, ба, скажи им, что это не твоя вина! Не ты же на себя наслала это проклятье… из-за которого оскверняешь все вокруг… из-за которого только так и можешь выжить…

Женщина скривилась, прижала к груди руку. На тыльной стороне ее ладони пульсировала вена. Рина заметила, как синеватая полоса изогнулась червячком, будто что-то проползло внутри и исчезло в складках морщинистой кожи. Сразу вспомнились червивые яблоки и сами неприятные существа, которые так часто возникали вокруг Тима. А еще гадание на чае и знак, в котором все узнали червя или змейку.

Вот почему паразит орудовал только в одном подъезде, вот почему выбрал для хранения сердца жилье пенсионеров – просто бабушка Тима использовала тех, с кем водила дружбу. К тому же, худенькая и болезненная, она не вызывала подозрений, могла спокойно перемещаться по дому, притворяясь искаженной…

Рина оглянулась на фамильяров. Те замерли в растерянности, так что пришлось ей взять переговоры на себя.

– Допустим, нам вас жаль. Допустим, мы готовы узнать вашу правду. Но сердце мы вам не вернем.

– И все же я его возьму. Тогда к чему беседы? Женщина выпрямилась, и воздух в Алькове заметно потяжелел, будто она отпустила на волю всю мерзость , которую прежде держала в границах своего тела. Руки, похожие на искореженные ветки дерева, задвигались, вырисовывая незнакомые Рине знаки. Не зная, что предпринять, она просто заслонила собой сердце, зависшее над полом на высоте каких-то двадцати сантиметров.

Когда черный знак сорвался с пальцев женщины, Рина машинально защитилась Кардиоидой, которой ее научил Сема Яковлев… Нет, вообще-то Снежина. Пожалуй, надо было сказать ей спасибо, а не красть кошелек…

Печать-сердечко оказалась сильнее черного знака. Она не просто разбила его на осколки, но задела женщину – та вскрикнула от боли. Тим закричал тоже, подлетел к ней, принялся искать следы ранения.

– Ба!

– Я тебе не «ба», неразумный мальчишка! – прохрипела женщина. – Да, сейчас я выгляжу как старуха… но ты застал меня прежней и ничего не помнишь?!

Рина замерла, не сводя глаз с друга – он выглядел потерянно и жалко. Отвлекшись, она совсем не ждала атаки и новую печать заметила слишком поздно.

Черный рисунок мчался на нее, его внутренние линии вращались, набирая скорость. Как это должно быть больно – встретить удар безо всякой защиты… Не кусочком, как это случилось с противницей, а целиком!.. Рина приготовилась к гибели, но не почувствовала даже прикосновения.

Печать влетела в Фаферона, метнувшегося ей наперерез. Мотылька отбросило к стене. Там его смертельно прожженное тело обмякло.

Сердце дома опустилось еще немного – и погрузилось в пол.

Седая женщина пошатнулась, но Тим поддержал ее, не дав упасть, и сказал, кажется: «Мама»… А Рина бросилась к мотыльку. Она почти ничего не видела в пелене слез – спасителя нашла на ощупь.

Он был еще в сознании и пытался отползти в темноту угла, сбивчиво шепча:

– Не смотри… не смотри…

– Так не должно быть!.. Ты же волшебный!

Раненый мотылек встрепенулся, попытался подняться. Рина бережно поддержала невесомое тельце, чувствуя, как на лице расплывается глупая улыбка. Внутри тут же отозвалось что-то сильное и пронзительное.

– Вот так! Здесь не то же самое, что у нас, здесь все возможно… Мы ведь столько всего купили, что-нибудь да поможет, – зачастила она.