Ирис Эрлинг - Сердцевинум

Если есть на свете такое волшебство, значит, все исправимо. Значит, все будет хорошо.

Тысяча вынырнула из толпы и придирчиво осмотрела свою подопечную. Видимо, Рина веселилась недостаточно, потому что провожатая принялась напевать какую-то песенку. Получалось у нее хорошо.

Рина ни слова не понимала, а Тысяча так выразительно манерничала, изображая диву, что невозможно было удержаться от улыбки. Провожатая до того разыгралась, что ухватила с обочины снежного кавалера и завертела его в танце, а тот почему-то не рассыпался и не развалился – послушно повторил пируэт. Рина вдруг поняла: скульптуры оживают на потеху гостям. Правда, то, что кавалер вдруг еще и запел, явно было делом рук тысячеголосой. Странный дуэт быстро привлек внимание катающихся, но ничуть не смутился.

– Яблочки, яблочки, – вдруг раздалось за Рининой спиной.

Это сказала бабушка на двухколесной повозке. Повозка была маленькая: крытый прилавок да прибитая к нему полочка, на которой бабушка и умещалась. А впрягла торговка фамильяра – бедняга скользил между двух длинных оглобель. С прилавка палочками вверх торчали яблоки в карамели.

Рина мотнула головой, и повозка поскрипела дальше; не успела толком отъехать, как в нее врезались заигравшиеся мальчишки. Несколько яблок упало на лед, а фамильяра вышибло из оглобель.

– Кор и Айма! Да что ж это такое!.. – запричитала бабушка.

Повозку тут же окружили сочувствующие.

– А что такое Кор и Айма? – спросила Рина у подъехавшей Тысячи.

– Что значит «что»? – недоверчиво откликнулась та. – Имена. Хочешь сказать, ты не слышала эту легенду?

– Нет, – призналась Рина.

Тысяча ехидно улыбнулась и заявила:

– Когда-то давно мира не было, были только Кор и Айма.

– Кор вынул свое сердце, чтобы сделать из него землю, но сам умер, – сказали ее губы, однако голос был совершенно чужой и вообще не девчоночий.

– Сердце Аймы разбилось от горя, – пискнул кто-то еще.

– Осколки упали в землю и проросли, как зерна.

И голоса хлынули из новой знакомой, которая еле успевала шевелить губами. Голоса перехватывали фразы, они были разные: высокие и низкие, человеческие и какие-то ненастоящие. Они говорили:

– Так зародилась жизнь, так появились люди…

– Люди ели то, что осталось от Аймы, и увечили то, чем стал Кор!

– Боги были большими, и многие тысячелетия людям всего хватало.

– Но со временем их мир истощился, – встрял мужской голос, и Тысяча вдруг завертела головой.

Рина не сразу поняла, что новый голос принадлежит постороннему: незнакомец стоял возле них, опираясь на деревянную трость. Рина дернулась, приняв трость за оружие, но не нашла на ее конце подушечки сигнета. У человека просто была больная нога.

Высокий и худощавый, калекой он совсем не выглядел. Несмотря на седой пепел волос и бесцветность лица, в глазах незнакомца читалась сила. Он также был, несомненно, богат – это выдавали красивый костюм, багровый галстук и перчатки, массивный перстень.

– …Теперь его поглощает другой, более сильный. Он проникает сюда по частям, он образует проходы. Люди учатся уживаться с ним, свыкаться с искажением. Они бросают города, чтобы уйти в нетронутые уголки, – задумчиво продолжал человек. – Посмотрите, что стало с сердцогством Орхид. Другой город почти задавил его. Другой мир обступил Сердцевинум, подмял под себя, загнал вглубь… Это надо исправлять, вы согласны? Исправлять, вместо того чтобы плодить канцелярии и заставлять людей присматривать за зонами поражения. Хранить свое, а не насаждать безвкусную эклектику.

Выражение лица Тысячи стало совсем странным. Она бросила короткое «ага» и потащила Рину прочь. Что с таких взять – обычные девчонки, взбалмошные и невежливые. Но незнакомец проводил их внимательным взглядом.

Возле санок они отдышались и выждали, пока мужчина исчезнет в толпе. Потом Тысяча покрутила пальцем у виска.

– Ненормальный! Хромает, а влез на каток. Пристал к нам с какими-то лекциями. Уж я-то знаю, что с сердцогством происходит, я служу Ее Светлости, а этот…

– Ладно уж, сбежали ведь, – перебила Рина. – Может, пойдем уже?..

Обсуждать мрачные легенды и странных приставал ей совсем не хотелось.

Дворцы всегда представлялись Рине высокими и многобашенными, тянущимися в небо, поэтому, когда Тысяча уверенно свернула в проход между двумя трехэтажными построечками, Рина оглянулась на провожатую с нескрываемым удивлением. Та оставалась невозмутимой.

Свет одинокого фонаря освещал мощеный дворик с ухоженной клумбой. По углам теснились крупные вазоны; ползучие растения цеплялись за кованую решетку, которая заграждала арку в стене. У решетки ссутулилась кем-то брошенная тележка с коробками и горшками.

Тысяча направилась к арке, а Рина последовала за ней, ойкнув, когда под ногой глухо перевалился люк со знакомым гербом. Решетка была отперта – и тусклый свет озарял лестницу, уходящую под землю. Рина только тогда и поняла, что в названии дворца крылась буквальная подсказка.

– Подземная архитектура может быть куда сложнее привычной, – заявила Тысяча по дороге вниз. – Как минимум тем, что постороннему никогда не угадать ее размаха. Дворец Ее Светлости – загадка.

– Понятно, – легко согласилась Рина.

Тысяча, похоже, решила, что не убедила ее достаточно, и принялась перечислять другие преимущества дворца:

– Чем ниже, тем ближе к сердцу земли . А еще здесь самые прекрасные оранжереи Сердцевинума. Чувствуешь?

– Что? – не поняла Рина.

– Сладковатый такой запах. Аромат земляных цветов. Мы спускаемся по черному ходу, как раз мимо оранжерей.

– Чувствую сырость.

Тысяча удрученно махнула рукой.

– Нужно иметь тонкий нюх.

Принюхиваться Рина не стала, зато глядела во все глаза – не хотела споткнуться в одном из тех коварных мест, где ступени неожиданно сменялись ровной площадкой, а потом вдруг снова частили лестничным маршем. Стены и пол покрывала ветвистая сеть заполненных кристаллами трещин. Блестящая под ногами жила вела в глубину коридора, а над головой, в тугом сплетении оголенных корней, сидели кривобокие плошки с горящим маслом.

Девочки нырнули в очередную арку и оказались в широком гроте, усеянном чем-то розовым. Это были растения, с ветвей которых рядами свисали тяжелые цветы-коробочки. Между кустов кипело шевеление – дворцовые фамильяры ухаживали за садом.

– Сердцецвет, – подсказала Тысяча. – Дицентра разных сортов. «Рубиновое чудо», «Великолепная»… А впереди антуриум. Но мы немного сбились с курса.