Жан-Филипп Арру-Виньо - Мимси Покет и дети без имени [litres]

Дети спали в повозке: девочки – валетом на одной скамейке, Мимси – на второй, мальчишки на полу, а оборотни по очереди стояли на карауле.

Однажды ночью они услышали волчий вой, доносившийся со стороны гор. Малышки испугались, но, возможно, это лишь ветер завывал в щелях между досок. Лошади сквозь сон били копытами и шумно храпели в полутьме.

Куда их везут? От конвоиров ничего нельзя было добиться. Судя по следам старых костров, до них здесь тоже кто-то проезжал. Однажды, когда они заблудились, кобыла Берга сама сумела найти дорогу – кажется, она хорошо знала этот путь, будто уже не раз его проделывала.

– Чего мы ждём? – занервничал Братч, когда они в третий раз остановились на ночлег. – Чтобы нам перерезали глотку и мы бегали по кругу, как курицы с отрубленными головами?

– Одноглазый, может, при малышках придержишь язык, а?

– Вы как хотите, – продолжал он. – Но лично я в тюрьму садиться не согласен.

– А кто говорит про тюрьму? Просто вышвырнут нас из страны, как неугодных, вот и всё. А нам что тут жить, что там – какая разница?

– Беглый, тебя вообще кто-нибудь спрашивал?

Они продолжали спорить шёпотом, чтобы не разбудить крепко спавших сестёр.

Кто был прав – осторожный Каль или нетерпеливый Братч? Зимней морозной ночью у них не было ни единого шанса. Особенно с маленькими девочками, которых Мимси называла Светлячок и Букашка. Им было десять лет на двоих, и ножки у обеих были тоненькие, как у утят. Голую равнину скоро сменил лес. Но даже если бы им удалось сбежать, до ближайшей деревни пришлось бы добираться несколько дней.

– Каль прав, – вмешалась Мимси. – Девочки не дойдут.

– Тебя спросили? И вообще, подвинься! Развалилась тут!

Мимси молча пнула его в темноте.

Её по-прежнему ужасно злило, что она попалась. Вместо того чтобы выручить товарищей, она только усложнила им жизнь: заняла место в тесном фургоне и получала свою долю еды, которой давали очень мало.

– Как хотите, а я сматываюсь, – Братч отодвинул Беглого, чтобы достать ботинки.

Чиркнула спичка, осветив лицо Большого Каля.

– Без нас? Мы так не договаривались.

– Мне плевать. Я сматываюсь, ясно?

Он уже натянул башмаки и яростно их зашнуровывал, будто опасался, что шнурки не поддадутся и помешают его планам.

– Тут где-то недалеко лагерь дровосеков. Я слышал стук топоров, когда мы в последний раз останавливались. Если идти быстро, до них часа два, не больше.

Пётр хихикнул.

– Ты совсем того, Одноглазый.

– Я вообще с тобой разговариваю?

– Братч, не делай этого, – попросил Большой Каль. – Тебе туда не дойти.

– Луна немного светит. Найду дорогу, не беспокойся. Задерживайте отъезд, чтобы я успел привести подмогу.

Мальчик приоткрыл дверь фургона. В сарае было совсем темно и ничего не видно, только чуть в отдалении у огня маячил силуэт человека, стоявшего на страже. До них донёсся едкий и одуряющий запах его сигары. Двое других оборотней и толстяк Берг спали рядом с лошадьми, с головой укрывшись шубами.

Мимси вдруг озарило:

– Я пойду с тобой.

Ещё один день в этом фургоне её бы просто доконал. Братч, конечно, тупая скотина, но вдвоём у них всё-таки больше шансов на успех.

– И не надейся.

– Чего?

– Ты будешь меня задерживать.

– Я тебе сейчас покажу «задерживать»!

На этот раз возмутился Пётр:

– Хватит! Девчонок разбудите!

– Тебе лучше остаться, – вмешался Каль, хватая Мимси за плечо. – Ты нужна малышкам.

– Я им не нянька.

– И потом, если вы уйдёте вдвоём, это сразу заметят, – добавил Пётр.

Мимси зашвырнула берет в дальний угол и уселась на полу, обхватив колени руками. Ловко же устроился этот Одноглазый! И пусть теперь не рассчитывают, что она будет нянчиться с девчонками, ну уж нет! Раз все против неё, она будет действовать в одиночку!

– Держи, – Пётр протянул Одноглазому шапку. – Прикроешь свою грязную башку.

– И спички на, – добавил Каль, вкладывая коробок ему в ладонь. – И ещё вот у меня есть свечка. Пригодится.

Братча снабдили печеньем и одеялом.

Одеяло он накинул на плечи, а печенье растолкал по карманам. Когда он тайком выбрался из фургона, Каль его остановил.

– Ну чего ещё?

– Осторожнее там, Одноглазый.

– Ладно.

– Ты вернёшься?

– За кого ты меня принимаешь, Каль?

Ещё мгновение, и он исчез в темноте.

Всю ночь они не сомкнули глаз, дожидаясь возвращения Братча.

Кроме Петра, конечно. Он-то, едва Одноглазый ушёл, завернулся поплотнее в одеяло и немедленно уснул.

Несколько раз им казалось, что снаружи доносится шум: будто кто-то ходит вокруг сарая, потрескивают ветки, переговариваются тихие голоса.

– Думаешь, это он?

– …

– Каль, снаружи кто-то ходит!

– Тебе приснилось. Всё равно Одноглазый вернётся не раньше чем на рассвете.

– Вот опять, слышишь?

– Мимси, это звери в лесу.

– Сама знаю. А что, если он встретит волков?

– …

– Зря ты меня не пустил. Вдвоём мы бы смогли отбиться!

– Заткнись, Мимси. Нужно поспать.

– Что он будет делать со своим одним глазом, если встретит волков?

– …

– А если мы уже уедем, когда он вернётся?

– Пойдёт по следу, не волнуйся. Будем как можно дольше тянуть время, чтобы его дождаться. Спи давай.

– Я вообще считаю, что он свалит без нас.

– Не веришь ему?

– Он не вернётся, вот увидишь.

– Он обещал. Вернётся.

Казалось, ночь длится целую вечность.

Утром, когда малышки проснулись, от них скрыли отсутствие Братча. Они были слишком малы и могли всё испортить. Беглый веселил их как мог, разговаривая смешными голосами, чтобы они подольше ничего не замечали.

Первым проснулся толстяк Берг. Они услышали, как он ходит по сараю и расталкивает остальных. Он постучался в фургон:

– Вы выходите, малышня?

– Да-да, идём!

Десять минут спустя он вернулся и поколотил в дверь покрепче:

– Я уже согрел молоко для барышень-красавиц! Хотите, чтобы оно остыло?

– Толстяк Берг, мы сейчас! Одеваем девчонок!

В ответ он заворчал, гремя котелками:

– Ишь ты, можно подумать, там у нас принцессы! Вы хоть до вечера-то управитесь? Или уже к завтрему вас ждать?

– Сейчас-сейчас, минуту!

Наконец они выбрались из фургона, старательно делая вид, будто только что проснулись.

– Ранние пташки, ничего не скажешь, – проворчал толстяк Берг, раздавая еду. – Проголодались, барышни-красавицы?

Малышки, перепачканные молоком, похрюкивали от удовольствия.

– Скоро вы там, Берг? Поторопи мелюзгу. Мы не можем торчать тут весь день.

Смерч метался туда-сюда, как волк в клетке. Его люди, чьи лица с каждым днём становились всё чернее от прорастающей щетины, уже давно увязали вещи. Стало, похоже, ещё холоднее. Лошади дрожали и били копытами, сгорая от нетерпения поскорее пуститься в путь.