Жан-Филипп Арру-Виньо - Магнус Миллион и Спальня кошмаров

– Эти больные из травмпункта, ну, с эпидемией… Тебе не кажется, что всё это очень странно?

– Что странно? – решил уточнить Магнус.

– Корь. Тебе не кажется странным, что её подхватили только сироты?

– Малыш Швоб? Вагнер? Сироты?

Плевок вздохнул и покачал головой:

– Да говорят же тебе, все они – сироты! Ты всё-таки тупой. Это сделали нарочно. Их-то никто не станет искать, понимаешь?

– Ну это какая-то ерунда, Антон. Почему ты считаешь, что там одни только сироты?

– Насколько я знаю, только они. Я видел список на двери.

– На двери медпункта?

– Там все имена были написаны заранее! Будто кто-то заранее знал, у кого она будет, а у кого нет, эта их эпидемия.

Канцлер тоже говорил о каком-то списке, вспомнил Магнус. А что, если за корью скрывали нечто другое? Какую-то более серьёзную болезнь… Настолько серьёзную, что пациентов необходимо посадить на карантин…

Но почему бы тогда не увезти их в больницу? Потому что началась бы паника? Магнус вздрогнул, у него вдруг резко зачесалось всё тело. А странные баллоны, которые вчера утром доставили с такой секретностью по личному распоряжению канцлера, – это что, какое-то экспериментальное лечение? Препарат, который не позволяет болезни прогрессировать?

– Эй, ты слушаешь?

– Я ничего не понимаю. Ведь у тебя тоже нет родителей. Почему тогда тебя нет в списке тех, кого посадили на карантин?

– Почему? – хихикнул Антон. – Да потому что они, чёрт возьми, знают, что я так просто не дамся! Можешь спросить у Тотема: нас с ним никто не сможет упрятать под замок.

Филин, казалось, понял его слова: он приподнял раненое крыло и снова опустил, огорчённо поворчав.

– Видишь, я хорошо о нём забочусь. Ещё неделя-другая, и он уж сможет охотиться сам.

– И больше не понадобится носить ему дохлых мышей, – проговорил Магнус с отвращением, вспоминая, с каким неистовством Тотем разодрал несчастную мышку, прежде чем её проглотить.

– Теперь надо, чтоб он поспал, – решил Антон. – Давай, сваливаем.

Он ещё раз погладил птицу и почесал у неё между ушами – точь-в-точь как чешут кошек.

– Они днём спят, филины, – заметил Магнус, распрямляя затёкшие ноги. – Не ночью.

– У этого не так, – не согласился Антон. – Днём у него бессонник – наверное, тоже болезнь сна, как у тебя, только наоборот.

– Бессонница, Антон.

– Это одно и то же.

– Ты прав, – сказал Магнус и зевнул. Его вдруг охватила смертельная усталость. – Всё равно всем плевать.

– Именно так – плевать! – пробормотал Плевок, убирая огарок свечи.

Движения мальчиков вывели Тотема из оцепенения. Он попятился, переваливаясь с ноги на ногу, в глубину чердака, по пути уронил несколько книг, и вот уже от него остались только два мигающих глаза.

– Знаешь что? – начал Плевок, задувая свечу, пока она не обожгла ему пальцы. – Мне никогда не снятся сны. Но если бы однажды я увидел сон, то пускай бы это было про то, что я летаю, как он. Хотя бы один разок.

Они возвращались в полной тишине. Антон снова шёл впереди и показывал дорогу. В какой-то момент они услышали побрякивание связки ключей и нырнули в укрытие дверного проёма. Привратник. К счастью, он прошёл мимо, не заметив их. Потом они увидели свет его фонаря внутри за окнами и решили срезать через парк, чтобы зайти прямиком в здание интерната.

Дорожка, белая от снега, потихоньку искрилась под луной, и Магнус снова вздрогнул, вспомнив свой сон. Он инстинктивно ускорил шаг и застучал зубами.

Антон остановился и насмешливо спросил:

– Чё ты, сдрейфил?

– Замёрз… – ответил Магнус на ходу.

Антон ухватил его за локоть:

– Знаешь что? Я его тоже видел, этого твоего Цернера.

– Что?

– Пса с тремя головами. Говорю тебе, я его тоже видел.

– Ничего ты не видел, Антон, – проговорил Магнус, старательно выговаривая слова и пытаясь не стучать зубами. – Таких собак не бывает.

– То есть ты считаешь, что я трепло? – вскипел Плевок. – Я его сразу узнал в книге.

– Тебе снился сон, Антон. Просто мы с тобой оба увидели во сне одно и то же.

– Я не спал, – стоял на своём Плевок. – Он вон там бежал через парк. Вдоль пруда. Я его видел, как тебя сейчас.

Оба невольно перевели взгляд на замёрзшую гладь пруда, будто чудовище могло внезапно выйти оттуда и наброситься на них. В ту же секунду в кустах что-то хрустнуло. Какой-то зверёк шевельнулся во сне? Или под тяжестью снега сломалась ветка?

Но этого было довольно, чтобы мужество окончательно покинуло мальчиков: не сговариваясь, они со всех ног бросились в интернат и там рухнули без сил на ступеньки. А через секунду зашлись безумным хохотом.

– Видел бы ты свою рожу!

– А ты – свою!

– Ваще! Прям как будто за тобой гонится Цернер!

– Думаешь, я бы испугался обыкновенной собаки?

– Не обыкновенной, а с тремя головами! Кстати, интересно, каково это, когда головы у тебя три, а задница только одна??

Мальчики наконец добрались до лестницы, ведущей в их Спальню.

– Можно я тебя спрошу? – решился Магнус, осмелев после общего приступа хохота. – Почему ты помешал Большому Вацлаву…

Антон презрительно сплюнул, и его правое веко снова дёрнулось.

– Только не подумай, что мне есть до тебя дело, Миллион. Вацлав – придурок, вот и всё.

И он исчез на лестнице.

На следующее утро, прямо во время урока физкультуры, Магнуса вызвали к директору.

Тот встретил его несколькими ледяными словами:

– Входите, Миллион, и закройте дверь.

Магнусу стало не по себе. Неужели кто-то всё-таки пронюхал про их прогулку с Антоном?

– Вызывали, господин директор?

– Избавьте меня от дурацких вопросов, Миллион, и слушайте. Все прекрасно помнят совершённое вами преступление. Но из уважения к вашему отцу и чтобы не лишать его возможности провести праздники с любимым сыном, я решил сделать самое что ни на есть уникальное исключение и на время школьных каникул освободить вас от несения наказания.

– Это значит, что я… – ошарашенно пробормотал Магнус, из-за сложных формулировок почувствовав себя ещё более бестолковым, чем обычно.

– Что вы отправитесь на каникулы домой, точно так же, как и все ваши товарищи, – раздражённо объяснил Могильщик и немедленно добавил, вперив в Магнуса угрожающий взгляд: – Естественно, я рассчитываю, что вы расскажете отцу об исключительной снисходительности, которую я проявил к вам. Я ясно выразился, Миллион? Лицей несёт огромные издержки, и я надеюсь, ваш отец проявит свойственную ему щедрость во время следующего пожертвования. – После этого директор указал пальцем на дверь: – А теперь вон отсюда. Прочь с глаз моих, назойливая муха!

Магнус не заставил повторять дважды.

Едва закрыв дверь, он сжал кулаки, едва удержавшись, чтобы не заорать от радости.