Мила Нокс - Путешествие в полночь

Какое-то время он сидел, словно омертвелый. Затем резко поднялся. Вода, а с ней и боль хлынули потоками с плеч. «Кристиан! Кристиан!» – билось в голове. Где-то слышались голоса врагов, но ему было плевать. «Если меня заметят и убьют – значит, я ошибся. Но если пройду незамеченным, то высшие силы сохранят меня, и я прав!»

И он, оскальзываясь на влажных камнях, то переплывая, то переходя брод, стал пробираться туда, где река вливалась в огромное отверстие пещеры.

– Слышали?

Белая голова Вороны повернулась. Провал пугал – темный раззявленный рот, пивший воду из реки. На краях каменных губ пещеры золотилась нимерица.

– Что?

– У входа в пещеру… Как будто кто-то…

– Думаешь, Санда? Вроде недавно ушла.

Раду прислушался. На какой-то миг ему даже почудился стук каблуков. «Нужно действовать, – напомнил себе Ворона. – Иначе в очередной раз окажешься в дураках. Знаю, это несправедливо, но должен остаться только один. И лучше это буду я».

– Я пойду ей навстречу, – решительно заявил Раду.

– Эй, а так разве можно? – нахмурился Змеевик. – Ты же не собираешься возвращать мертвого? Эй, погоди!

Но Раду уже не слушал, стремительно шел ко входу в пещеру теней.

«Кто-то идет!» – насторожился Вангели и поскорее свернул в боковой проход, хлюпая по ручейку. Коридор освещало серебристое сияние воды и золото нимерицы, но он то и дело спотыкался. Мог бы идти быстрее. Если бы не рана. Удар ножа пришелся вскользь, вспоров кожу и мышцы. Порез остался широкий, крови вытекло порядком, но это лучше, чем хищный глубокий тычок во внутренности.

– Кристиан, – выдохнул он. – Где же ты?

Серебристый ручеек вывел мэра в странное место. Перед ним распахнулась пустота, словно великан выдул мыльный пузырь под землей, и тот лопнул, оставив после себя гигантскую круглую пещеру. Из трех отверстий вырывались широкие реки – черная, золотая и серебристая, – бежали рядом по дну пещеры, а потом обрушивались в пропасть тремя колоссальными грохочущими водопадами. Берега рек густо поросли золотой нимерицей, которая качалась, словно по тропинкам бродили невидимки.

Мэр Вангели оглядывался, выискивая взглядом того, кого хотел забрать с собой. Голова кружилась, словно он надышался дурмана. С каждым вдохом влажного воздуха его все сильнее клонило в сон, но он сопротивлялся и звал – требовательно, упорно, как мог лишь мэр города:

– Кристиан! Кристиан… Мой мальчик.

Вдруг у самого плеча раздался тихий женский голос:

– Его здесь нет, Александру.

И Вангели потерял самообладание. Все мужество, что держало его эти годы, рассыпалось вмиг. Она стояла позади него – такая же, как и при жизни. Взглянув женщине в лицо, Вангели покачнулся и едва устоял на ногах.

– Анна…

Он уже забыл, каково смотреть вблизи на ее милое, чуть пухлое лицо. Портрет – тот безжизненный холст на стене – лишь бледная тень. Причем не живого человека, а тени. Этой тени.

Вангели шагнул к Анне, но та отступила, и тогда он понял, что и вправду не сможет ее коснуться.

– Я знала, что ты придешь, – прошелестела она, – ждала, чтобы встретиться.

Он никогда не понимал, почему они все-таки оказались вместе? Они часто ссорились, Анна обижалась на его сухость, и Вангели никогда не знал ответа – почему она выбрала его? И все-таки… Именно Анна, красивая, добрая и светлая Анна, не в пример ему, погрязшему в своем темном мире, стала ему женой. Он любил ее всегда. Не женился повторно после ее смерти. Не мог.

– Но его здесь нет, Александру.

– Что?

Вангели хотел, чтобы эти слова оказались только шумом водопада. Или грохот исказил шепот Анны? Пусть так.

Она чуть качнула головой:

– Кристиана нет здесь.

– Почему?

Она посмотрела прямо в его душу. Расколотую на куски. Взорванную ненавистью.

– Ты знаешь.

– Нет! – Он судорожно втянул воздух, закрыл глаза и прошептал: – Нет, Анна… Неужели это правда… Лучше бы он умер!

Когда Вангели вновь открыл глаза, круглое призрачное лицо Анны оказалось совсем близко – так, что он вздрогнул.

– Ты можешь его спасти, Александру.

– Как? Его ничто не спасет. – Вангели покачал головой. – Он же…

– Он жив.

– Жив?!

– То, что ты видел, – совсем иное. Кристиан не стал нелюдимцем. Пока еще. Ты можешь – слышишь? – ты, его отец, ты можешь спасти его! Александру, спаси нашего мальчика. Не дай ему умереть. Я прошу тебя.

– Что, – он судорожно сглотнул, – что мне надо сделать?

– Верни ему то, что спасет его. В башне над пещерой. Я пойду за тобой. Иди.

– Откуда ты знаешь?

– Вам кое-кто помогает.

И хотя Анна была мягкой женщиной, иногда что-то в ее глазах, в голосе, в жестах заставляло Вангели полностью менять решение. И мэр Александру Вангели, самый опасный человек Китилы, повиновался.

– Не оборачивайся, – прошептала она за спиной. – Чтобы ни случилось. Иди вперед.

И он шел. Шаг за шагом, зажимая раненый бок.

– Зачем ты это сделал? Ты что, не слышал, что сказал Йонва? Не слышал, что ни в коем случае нельзя оборачиваться?! Не слышал?

Из пещеры выскочила взъерошенная Санда, кулаками размазывая слезы по красным щекам, и за ней вприпрыжку выбежал Ворона. Девушка резко развернулась и заорала так, что на белом горле вздулись вены:

– Если бы ты знал, чего мне это стоило! Если бы ты знал, Раду! Он же не хотел уходить со мной, он же забы-ы-ыл… – девушка подавила всхлип, – он забыл меня! Свою собственную дочь! Ты бы знал, как трудно было заставить его вспомнить! Я думала, сама все забуду, думала, засну там и умру в этой проклятой пещере!

Она в ярости топнула ногой. Раду опустил длинные руки, и кисти его висели вдоль тела мертвыми белыми рыбинами.

– Что случилось? – тревожно спросил Вик. – Эй?

– Зачем? Зачем, Раду? Ты же слышал: оборачиваться нельзя, зачем ты?..

– Прости, я просто…

– Он же шел за мной! Прямо позади! Он шел! Мой папа, он…

– Но там были другие тени…

– И что? Мне нельзя было оборачиваться! Ты что, не понял?! – Санда сорвалась на визг, а потом разразилась рыданиями, причитая: – Я бы вывела его… осталось совсем чуть-чу-у-уть… Он ушее-е-ел… я повернулась, и он уше-е-ел… Я звала, а другие тени… не пустили меня обратно!..

Девушка закрыла лицо руками, трясясь в горестном плаче, но только Раду коснулся ее, она отскочила в сторону.

– Я тебе сказала оставаться здесь! – рявкнула Шныряла. – Зачем ты…

Раду мельком взглянул на Дику и ничего не ответил.

– Раду! – Санда смотрела на него в упор, словно впервые видела. – Скажи мне: зачем?

– Ну, Пташка…

– Не называй меня так!

Ворона сжал губы и сглотнул. Девушка поглядела на него с небывалой яростью, обвела горящим взглядом Змеевика и Дику, задержалась на Йонве и вдруг, охваченная внезапной мыслью, широко распахнула глаза. В секунду она была уже возле Раду, левой рукой сгребла его рубашку на груди, а правой полоснула ткань снизу вверх ножом. Ворона вскрикнул, его руки рефлекторно дернулись к оголенной груди, но все уже увидели.