Лоис Лоури - Вестник

Он заметил, что лицо слепого омрачилось.

Мэтти на секунду остановился и задумался, пока Видящий поправлял ему рюкзак и прилаживал под ним свернутое одеяло. Он вспомнил о лягушке, затем о щенке и подумал: а не может ли он использовать свой дар, чтобы спасти товарища? Он мог бы сейчас же пойти к Рамону и наложить руки на его горячее тело. Он знал, что это будет неописуемо тяжело, лишит его всех сил, но шанс, как ему казалось, был.

А потом что? Даже если он сам выживет после этого, он будет изможден до предела и ему придется восстанавливать силы. И тогда он не сможет пройти через Лес. А Лес, как он теперь знал, густел — что бы это ни значило. Скоро он станет непроходимым. И дочь слепого будет для них потеряна навсегда.

И, что еще важнее, Вождь сказал ему поберечь свой дар. «Не трать его», — сказал Вождь.

Так что Мэтти с сожалением решил предоставить Рамону бороться с болезнью самому.

— Смотри-ка, — вдруг сказала Джин. — Смотри-ка сюда. Он стал другой.

Мэтти взглянул на гобелен, перед которым она стояла. Этот гобелен Кира вышила для отца. Даже издалека он увидел, что имела в виду Джин. Все изображение леса, сотни крохотных стежков разных оттенков зеленого, потемнело, а нить покрылась узелками и странно стянулась. Когда-то мирный пейзаж стал тревожным. В нем было что-то зловещее, что-то непроницаемое. Мэтти, озадаченный и обеспокоенный, подошел вплотную и стал разглядывать.

— Что это, Мэтти? — спросила Джин.

— Ничего, все в порядке, — он показал глазами, что не хочет говорить о странных переменах на гобелене, чтобы Видящий ничего не узнал.

Пора было идти.

Он поводил плечами, чтобы приноровиться к рюкзаку, наклонился вперед, обнял слепого, который тихо сказал ему:

— Береги себя.

К удивлению Мэтти, Джин его поцеловала. Она так долго дразнила его раньше, а теперь — поцеловала. Это было быстрое и душистое прикосновение к его губам, которое придало ему храбрости и вызвало желание скорее вернуться домой — еще до того, как он начал свой путь.

Шкода боялся темноты. Мэтти не замечал этого раньше, потому что по ночам они всегда были дома, а там горела масляная лампа. Он слегка усмехнулся, заметив, что, когда наступила ночь и Лес потемнел, щенок заскулил от страха. Он взял его на руки и стал успокаивающе приговаривать, но чувствовал, что тело щенка все еще дрожит.

Что ж, подумал Мэтти, все равно пора спать. Он был недалеко от поляны, где встретил ту лягушку; может, она и сейчас там. Он осторожно прошел по мягкому мху, прижимая Шкоду к груди и нащупывая ногами дорогу. Затем присел возле шишковатого корня высокого дерева и снял рюкзак. Он развернул одеяло, покормил Шкоду несколькими кусочками хлеба, сам погрыз корочку, а затем свернулся вместе со щенком и погрузился в сон.

— Черререк.

— Черререк.

Шкода поднял голову. Его нос двигался, а уши приподнялись от любопытства. Но потом он спрятал голову в сгибе Мэттиного локтя. И вскоре тоже заснул.

Потянулись долгие дни пути. После четвертой ночевки еда закончилась. Но Мэтти был сильным и ничего не боялся, а Шкоду, к его удивлению, больше не нужно было нести. Щенок следовал за ним и садился, терпеливо наблюдая за тем, как Мэтти развешивает объявления на развилках тропинок. Это значительно замедляло его продвижение. Если бы он шел без остановок, то быстро добрался бы до селения Киры, которое было когда-то и его домом. Но он напоминал себе, что быть вестником — его самая важная задача, поэтому он далеко уходил на боковые тропинки и развешивал объявления о закрытии Деревни везде, где идущие в нее могли их увидеть и повернуть обратно.

Он знал, что женщина со шрамом вместе с остальными пришла с востока. Восточных людей можно было определить по внешности. На дорогах, ведущих на восток, он видел их свежие следы: примятый подлесок, где они останавливались на ночлег, потухшие костры, розовую ленточку, упавшую, как думал Мэтти, с головы ребенка. Он поднял ее и положил в рюкзак.

Он думал о том, вернулась ли к своим детям та женщина, оставив сына в Деревне. Никаких ее следов не было.

Погода была ясной, и он был благодарен за это, потому что, хотя он и хвастался, что ходил по Лесу в снегу, по правде говоря, противостоять ненастью было очень тяжело, к тому же из-за него добывать еду было практически невозможно. Теперь ему встречались первые осенние ягоды и много орехов; он улыбался стрекочущим белкам, которые делали запасы на зиму, и, испытывая чувство вины, разорил один наполовину готовый беличий склад.

Он знал рыбные места и умело рыбачил. Шкода воротил нос от рыбы даже после того, как Мэтти поджаривал ее на небольшом костре.

— Ну, тогда ходи голодный, — сказал ему с улыбкой Мэтти и сам доел блестящую поджаристую рыбу. Но тут Шкода поднял уши, прислушался и умчался прочь. Вскрикнула птица, захлопали крылья, зашуршали листья, раздалось собачье рычание. Спустя какое-то время Шкода вернулся. Выглядел он довольным, а к его морде пристало несколько перьев.

— Так, я съел рыбу, а ты — птицу, — Мэтти забавлялся, разговаривая с Шкодой как если бы он был человеком. С тех пор как его первая собака умерла, он все время ходил по этим тропам один. Было очень приятно снова оказаться в компании собаки, и порой ему казалось, что Шкода понимает каждое его слово.

Теперь он увидел, что имел в виду Вождь, когда говорил, что Лес становится гуще, хотя перемена была едва уловима. Мэтти знал Лес так хорошо, что мог предчувствовать смену времен года. Обычно в конце лета, как сейчас, начинали опадать листья, а позже, когда начнет идти снег, многие деревья полностью оголятся. В середине зимы ему приходилось искать воду в быстрых незамерзающих ручьях; многие известные ему тихие запруды были покрыты льдом. Весной появятся надоедливые насекомые, которых придется все время отгонять от лица, но зато будут и свежие сладкие ягоды.

И все это ему было знакомо.

Но в этот раз что-то изменилось. Мэтти впервые чувствовал исходящую от Леса враждебность. Рыба не сразу шла на крючок. Бурундук, обычно дружелюбный, злобно зацыкал на него и укусил за палец, когда он протянул к нему руку. На многих красных ягодах, которые он обычно ел, были черные точки, они горчили; а еще он впервые заметил, что тропки во многих местах зарастают ядовитым вьюном.

Кроме того, в Лесу стало темнее. Деревья словно бы сдвинули свои кроны, наклонились друг к другу, закрыв тропинку крышей; это защищало его от дождя, и возможно, подумал Мэтти, это даже хорошо. Но деревья выглядели недобро. Из-за них посреди дня было сумрачно, а тени мешали разглядеть тропинку, и он иногда спотыкался на корнях и камнях.

И пахло плохо. Теперь в Лесу чувствовался гадкий запах, словно в этой новой густой темноте незаметно разлагалось мертвое тело.