Мэтт Хейг - Девочка, которая спасла Рождество

– Хотите услышать новую шутку?

Олени активнее зашевелили копытами, но от шуток Отца Рождество было не так просто сбежать. К тому же он не понимал намёков.

– Ну что ж… Какой лучший рождественский подарок для белого медведя? Есть идеи? Нет? СеЛЁДка! Поняли? Ну же, сеЛЁДка! Хо-хо-хо!

Отец Рождество посмотрел вниз. Сани летели над водой.

– Здравствуй, море! – прокричал он. И подавился смешком, потому что в голову ему пришла очередная шутка. – Море не отвечает. Потому что очень волнуется. Поняли? Волнуется. Потому что волны. Весело же, да?

Олени хранили молчание.

– А ещё хотите? Я много знаю. Слышали шутку про пикси, чья голова застряла у эльфа в…

Отец Рождество запнулся. Всё шло как надо. Сани летели. Олени мчались вперёд. Он чувствовал себя счастливым.

Но.

Но, но, но.

С барометром надежды творилось что-то неладное. Отец Рождество легонько постучал по нему. Потом ударил сильнее. Сомнений быть не могло – огни внутри барометра гасли.

– О нет, – прошептал Отец Рождество. – Только не это.

Теперь альтиметр показывал «НИЖЕ ОБЛАКОВ».

– Набирайте высоту! – окликнул оленей Отец Рождество. – До Лондона ещё далеко.

Они перебирали копытами изо всех сил, но это не помогало.

– Блитцен! Что случилось, тебе тяжело? Если так, подними голову вверх!

Блитцен задрал голову.

Отец Рождество схватил штуковину, которую Кип назвал телефоном, и наугад сказал в неё:

– Привет?

Из трубки тут же раздался встревоженный голос Отца Топо:

– Что такое?

– О, привет, Отец Топо. Я просто проверяю, всё ли в порядке в Эльфхельме.

Старый эльф на другом конце линии прочистил горло.

– Всё ли в порядке? Конечно. Разумеется. Всё в полном порядке. А почему ты спрашиваешь?

– У меня возникла небольшая проблема с оленями. Мы не можем набрать нужную высоту. И барометр надежды выглядит не слишком, кхм, обнадеживающе.

Отец Рождество знал: барометр чутко реагирует на то, что происходит в мире эльфов или людей. Значит, либо там, либо там случилась беда. Или же не повезло обоим мирам.

Отец Топо неуверенно откашлялся.

– Не волнуйся, Отец Рождество. Всё у нас хорошо. Занимайся своими делами.

Вдали показались огни закутанного в туман Лондона.

– Ладно, Отец Топо, нам пора, – сказал Отец Рождество, когда сани начали снижаться.

– Вы уж там поаккуратнее! – попросил его седоусый эльф.

Отец Рождество посмотрел за борт. Он и забыл, какой Лондон большой. Бесконечные залитые лунным светом дома, церкви, змеящаяся между ними Темза… Казалось, город простирается до самого горизонта. Вдруг олени словно запнулись, сани тряхнуло, и желудок Отца Рождество совершил кульбит.

– Мы ещё не на Хабердэшери-роуд!

Блитцен обернулся и бросил на Отца Рождество полный отчаяния взгляд.

– Давайте, олени! Вы справитесь! Держитесь в воздухе!

Он посмотрел на альтиметр. Стрелка, задержавшись на отметке «ДОВОЛЬНО НИЗКО, НО ПОКА БЕСПОКОИТЬСЯ НЕ о ЧЕМ», шустро перебежала к «ОЙ, НЕТ, УЖЕ СЛИШКОМ НИЗКО. НАЧИНАЙТЕ ПАНИКОВАТЬ».

Отец Рождество судорожно искал, куда приземлиться. Место для посадки должно было быть просторным, ровным и скрытым от любопытных глаз. Идеально подошла бы какая-нибудь крыша, но где найти крышу таких размеров?

А потом он увидел.

Самый большой дом на свете.

У него была сотня окон, высоких и строгих, словно солдаты на карауле. И раз уж мы заговорили о солдатах, они там тоже были – стояли у ворот в чёрных бобровых шапках. Здание поражало своей величиной. Даже Мастерская игрушек не могла с ним соперничать. Оно было больше любого дома в Финляндии. И его крыша отлично годилась для того, чтобы спрятать там сани с оленями.

– Внимание! – крикнул Отец Рождество. – Заходим на посадку. Гроза, Блитцен, видите ту крышу? Правьте к ней. Остальные, поднажмите!

Но поднажать не получилось. Олени замедлялись, сани начинали клевать носом. Отец Рождество посмотрел вниз и увидел, что солдаты в бобровых шапках засуетились, вскинули ружья и целятся прямо в них.

«Бах!» – раздался выстрел. Мимо свистнула пуля.

«Бах!» – ещё одна пробила дыру в санях.

– Нет-нет-нет! – запричитал Отец Рождество. У него были две причины для беспокойства. Во-первых, он не хотел, чтобы его или оленей подстрелили. Во-вторых, если солдаты двигались, значит, и время больше не стояло на месте.

Теперь он обратил внимание, что жизнь в Лондоне течёт своим чередом. Кареты едут, лошади скачут, прихожане спешат на ночную службу.

Отец Рождество посмотрел на часы. Они по-прежнему показывали Начало Ночного, но секундная стрелка уже бежала вперёд. Отец Рождество ударил по кнопке «СТОП», но это не помогло. Тогда он бросил взгляд на барометр надежды и увидел, что тот опустел.

– О-хо-хо, – вырвалось у Отца Рождество.

Вопреки стараниям оленей, сани стремительно снижались. Крыша приближалась, но была теперь слишком высоко. Отец Рождество уже видел, что они не долетят. Требовалось больше волшебства.

– Бубенцы, бубенцы, – запел он, – весело звенят…

Бах!

Новая пуля порвала бездонный мешок. Шоколадные монеты посыпались вниз, сверкая золотой фольгой.

– Звон идёт во все концы, саночки…

Отец Рождество крепко зажмурился и приготовился к удару.

Крах!

Вместо того чтобы налететь на стену, олени врезались в огромное окно. Щепки и осколки брызнули во все стороны.

– Гриб-вонючка! – вскрикнул Отец Рождество, влетая в окно вслед за оленями. Он и сам не знал, почему на ум ему пришло любимое ругательство пикси.

Бдыщ!

Несмотря на попытки затормозить, оленей занесло. Путаный комок рогов и копыт прокатился по мягкому узорчатому ковру и врезался в стол. Отец Рождество вывалился из саней и ударился о стену. Гигантская ваза на столике зашаталась, закачалась и наконец упала прямо на голову Отцу Рождество, разбившись вдребезги и усыпав его фарфоровыми осколками.

Затем раздался крик. Но кричал не Отец Рождество.

– Альберт!

Голос принадлежал молодой женщине в белой ночной рубашке. Она сидела на большой кровати с балдахином в комнате с самым мягким ковром, на котором Отцу Рождество только доводилось валяться. А он в своей жизни повалялся на многих коврах. Кажется, до того как оленья упряжка влетела в окно, женщина читала что-то вроде журнала. Но Отца Рождество куда больше заинтересовало то, что было у неё на голове.