Анна Чернакова - Хрустальный ключ, или Жили-были мы

– Что ревёшь, не на войну же. А я тебе гостинец с Петербурга пришлю. Чего хочешь? Колечко хочешь?

Манька не отвечала, сопела, зарывшись носом в отворот его шубы.

– Уговор, пришлю, значит, колечко. Какое хочешь? Яшмовое или бирюзовое, лазорное? Или изумрудное?

– А может, правда останешься? – жалобно прошептала Манька, подняв на него зарёванные глаза.

– Решено! Изумрудное.

Ваня схватил корзинку и, уже не оглядываясь, побежал вниз, к уходящему обозу. Почти у поворота реки догнал, пошёл рядом с последними санями.

Обоз и фигурка мальчика скрылись в снежной пелене.

Страшное дерево, скрипнув, покачнулось над домом. Дом с громким треском осел, как будто дерево уже упало на него – проломилась крыша, покосились стены, вылетели окна, посыпались кирпичи печных труб, со скотного двора с рёвом и гоготом вырвалась скотина, гуси и куры, побежали в лес. Мальчики и граф с испугом отскочили в сторону.

Только теперь дед Данила их заметил. Оглядел, хмыкнул, оценив одеяния.

– Это ещё что за балаган? Откуда ты их, Манька, привела? С какой ярмарки?

Тёма выступил вперёд. От холода губы у него дрожали, и речь стала похожа на речь Марьи Владимировны, едущей по булыжникам.

– Мы от Ивана Степа-па-новича, то есть Ва-ва-ва-нечки. Он просит проще-ще-щения за то, что обе-бе-щаний своих не испополнил. И ещё мы хо-хо-хотели…

Тёма собирался спросить про ключ, но замолчал, потому что дед его не слушал, хихикал – его веселило, как все трое, чудно, по-летнему одетые, приплясывали на морозе, как шмыгали мокрыми носами. Стёпка встал рядом с Тёмой:

– Мы го-готовы за Ванечку всё сделать, только не знаем, что!

– Исполнить готовы, а что – не знаете! – ещё больше развеселился дед. – Всего делов – вот его свалить, на дрова распилить.

Он показал на дерево, нависшее над домом, и снова захихикал.

Дрожащий граф поклонился земным поклоном, приложив одну руку к груди:

– Гой еси, ваше сиятельство! Пустили бы допреж в палаты свои для сугреву телесного.

Дед на мгновение исчез. Потом снова появился.

– Ни в каки палаты не пущу! А для «телесного сугреву», – передразнил он графа, – вот вам!

Из окна в гостей полетел, вращаясь, топор. За топором дед выбросил колун, пилу, моток верёвки, рукавицы. Окошко захлопнулось.

Мальчики озадаченно смотрели на дерево, на дом, на распахнутые двери пустого хлева. Манька тоже стояла рядом, всё еще шмыгая носом и вытирая слёзы. Граф нагнулся к ребятам, зашептал:

– Нужно ноги уносить. По-быстрому. Как ни пили, как ни руби, дерево на дом долбанётся [22].

Стёпка недоуменно посмотрел на графа.

– Куда же мы уйдём? Мы же обещали Ивану Степановичу, то есть Ванечке.

Граф широко улыбнулся, изящно поклонился.

– Я восхищён вашим благородством и полностью его разделяю. Однако прошу позволения на недолгую отлучку.

Он сунул руки в карманы и, высоко подпрыгивая, чтобы согреться, поскакал по тропинке в лес.

Манька потянула Стёпку за гимнастёрку. Он наклонился к ней.

– Вот Ванечке обещали, – зашептала она, – А у вас вдруг возьмёт и не получится?

Стёпка посмотрел на Тёму. Тот, дрожа от холода, описывал круги вокруг дерева. Видимо, шёл интенсивный мыслительный процесс. С одной стороны дерева было огромное дупло. Тёма сунул в него голову.

– Он сейчас что-нибудь придумает. Обязательно придумает, – с надеждой глядя на Тёму, прошептал Стёпка.

Тёма вынул голову из дупла, подмигнул, победно щёлкнул пальцами и воскликнул: «Скарафаджо!» Стёпка просиял.

Тут нужно, наконец, пояснить, откуда взялось это заклинание «скарафаджо». Много-много лет назад, когда Тёма учился только во втором классе, к ним в город приехал знаменитый итальянский иллюзионист, маленький худенький человечек с чёрными, длинными, ниже плеч волосами, очень похожий на сморчка. А лучший Тёмин друг Валера Пичугин мечтал стать фокусником. Итальянец поселился в самой шикарной городской гостинице, и Тёма с Валерой решили утром пробраться туда, чтобы понаблюдать за ним и выведать его секреты. Но когда они пришли в гостиницу, то в холле было очень много взволнованного народа. Выяснилось, что иллюзионист пропал. И горничная – последняя, кто его видел, – раз десять рассказала журналистам, милиционерам и поклонникам итальянца, как из его комнаты выскочил маленький лысый старичок, размахивая своей роскошной шевелюрой, оказавшейся париком. С криками «Скарафаджо! Скарафаджо!» фокусник побежал по коридору и пропал, как в воздухе растворился, а из города в одночасье исчезли все афиши с его именем. С тех пор Тёма и стал пользоваться этим таинственным, но, безусловно, волшебным заклинанием «Скарафаджо».

Степка не знал этой истории, но услышав Тёмино «Скарафаджо», очень обрадовался. Он уже заметил, что это магическое слово, так же, как и щелчок пальцами, возвещает рождение нового изобретения.

Но Тёма не успел объяснить, что он придумал, потому что из леса появился граф, и не один. Рядом переваливались два таёжных охотника – один в цилиндре и лайковых перчатках графа, а у второго прямо поверх малахая напялен был графский жилет. Сам же граф был теперь в меховых шапке, шубе и торбозах [23], и весь, с головы до ног, обвешан свежими шкурами соболей, песцов, чёрно-бурых лис, бобров и куниц. Граф театральным жестом накинул на плечи Стёпки и Тёмы беличьи полушубки:

– На охоту ходили, мала-мала белка стреляли… – И, подумав, добавил: – Однако.

Приобняв мальчиков, он зашептал:

– Всё схвачено. Деревом займутся эти козлы, – он кивнул в сторону таёжных охотников. – А мы уже в полном шоколаде!

– А откуда здесь шоколад? – удивлённо спросил Стёпка.

Но граф ему только подмигнул и, понизив голос, сообщил, что можно уезжать. Благодаря его, графа Мовэ, стараниям, денег у них теперь предостаточно – он потряс мехами, которыми был навьючен, и погремел туеском с драгоценными камнями, который держал под мышкой. С такими деньгами ключей они могут наклепать сколько угодно. И закончил: