Анна Чернакова - Хрустальный ключ, или Жили-были мы

И водрузил на соседнюю башню свою шапку. Башни стали похожи на те, которые все теперь знают. Фёдор Андреевич засмеялся, а Фьораванти кинулся к Ерофею и что-то у него спросил, глядя на ребят. Ерофей перевёл:

– Они спрашивают, который из вас эти башенки надумал.

Тёма указал на Стёпку, а сам благородно отступил в сторону. Фьораванти поклонился Стёпке. Но тот жестом остановил его:

– Мы это не придумали. Это же… – Стёпка хотел сказать, что Московский Кремль – он такой и есть, точнее, будет, а ещё точнее, был всегда, то есть с тех пор, как… Понял, что ничего объяснить не сможет, запнулся и заключил: – Ну, в общем, мы это где-то уже видели.

– А на главной башне, – не удержался Тёма, – я бы сделал что-нибудь этакое.

Он пошевелил в воздухе пальцами и добавил задумчиво:

– Ну, например, куранты…

Для наглядности он вытащил из сумки часы и приложил к одной из башен. Уловив насмешливый взгляд Стёпки, закончил:

– Ну, это мы тоже где-то видели. Так часто делают.

– Сперва Фьораванти в честь вашу бал задаёт. После, ответом, посольство наше пир учиняет. Потом целый черёд местных портретных художников ожидает, портреты с вас срисовывать…

Так, вернувшись в кабинет, Фёдор Андреевич рассказывал ребятам об их планах на ближайшую неделю.

– Простите, но нельзя нам! – с отчаянием в голосе перебил его Тёма. – Нам бы, вместо балов да портретов, помощь ваша нужна, Фёдор Андреевич.

– У нас ключ разбился, – сказал Стёпка.

А Тёма добавил мужественно:

– Не сам разбился, а я разбил.

Фёдор Андреевич помрачнел. Заходил по кабинету, обхватив голову.

– Беда! Вам же до заката вернуться должно! Что же делать-то?.. Мне такого ключа не сотворить. Ума да умения с Божьей милостью, может, и хватило бы. Да стекла потребного нынче не сварить, да не только мне, никому из нынешних, да не только у нас, но и в заморских странах… Был, конечно, прежде один мастер…

– Ваш дед? – хором сказали мальчики.

– Да, – удивился Фёдор Андреевич, – мой дед, Пётр, действительно всем мастерам мастер.

Мальчики спросили обречённо, что, ежели они смогут деда этого увидеть, то в чём Фёдор Андреевич хотел бы перед ним повиниться, за что прощения попросить, что неисполненное исполнить, какой долг вернуть?

Фёдор Андреевич озадаченно ответил, что виниться не в чем, прощения попросить не за что. Неотданных долгов у него перед дедом не осталось.

Мальчики оживились. Фёдор Андреевич продолжил:

– Ежели вы и вправду сможете деда увидеть, то поклонитесь ему до земли за всё, чему меня научил, и скажите, что Федька помнит его и любит. А вас без подарка не отпущу.

Он взял с полки чёрную лаковую коробочку, открыл – в ней лежал большой изумруд – и протянул коробочку мальчикам. Они стали отказываться – такого дорогого подарка не заслужили, но Фёдор Андреевич насильно сунул изумруд Тёме в сумку.

С улицы раздались восхищённые крики. Фёдор Андреевич повернулся к окну. На площадь медленно опускался параплан, на этот раз аккуратно и по науке сшитый из разноцветных тряпичных полотнищ. На прочных шёлковых стропах висел довольный художник Леонардо.

За спиной Фёдора Андреевича раздался звон часов. А когда он обернулся, мальчиков в кабинете уже не было.

Тёма и Стёпка стояли в огромной полотняной палатке, которая раскинута была над гигантским шаром, наполовину золочёным, наполовину белым. Стены палатки просвечивали красноватым, уже предзакатным солнцем.

Мальчики двинулись было вперёд вокруг шара.

– Куда! А ну, стоять! – раздался за их спиной ворчливый старческий голос.

Они оглянулись и увидели стоящего на коленях маленького рыжего дедка с бородой и усами. В одной руке он держал что-то похожее на раскрытый блокнот с золотой страничкой, а в другой – разлапистую, веером, плоскую кисточку.

– Не шевелиться и не дышать! – приказал дед.

Аккуратно подул под золотую страничку, она приподнялась. Дедок ловко подсунул под неё кисточку, поднёс к шару, ещё раз дунул. И листок, как волшебный, распрямившись в воздухе, без единой морщинки лёг на белую поверхность шара, встык к уже позолоченной половине. Дедок быстрыми короткими движениями кисточки расправил и прогладил листик.

Стёпка шёпотом выдохнул:

– Здорово! А как вы это делаете?

– Из-под нижней губы острым духом, – ухмыльнулся дедок.

Только теперь Тёма заметил, что вся огромная золотая поверхность состояла из таких же, точно пригнанных друг к другу листочков.

– А можно, – попросил Тёма, – мне тоже? Ну, подуть из-под нижней губы?

Дедок посмотрел на него, прищурился одним глазом, протянул, не выпуская из рук, то, что казалось блокнотом: сшитые листочки тонкой кожи, проложенные тончайшими золотыми страничками. Тёма стал дуть, как ему казалось, повторяя то, что делал дед Пётр, но листок не отлипал. Он дунул из-под верхней губы, потом просто стал дуть, как на свечку. Листок не шевелился. Тёма попытался взять страничку пальцами – дед еле успел отдёрнуть книжечку. Однако даже от лёгкого прикосновения на листочке осталась круглая дырка – след от Тёминого пальца.

Тёма виновато посмотрел на дедка. Тот злобно проворчал:

– Вот поучись, покуда борода не вырастет, потом руки тяни.

Узнав, кто они, и откуда, и зачем приехали, рассердился.

– Пять веков ключ прожил, через все напасти прошёл, из рук в руки передавался, а ты разбил да ещё нахальства набрался золочение пробовать!

Дедок потрогал тыльной стороной ладони белую, ещё не позолоченную поверхность шара:

– На сегодня всё, больше не оденется.

Он встал, отогнул полог палатки.

Тёма и Стёпка вздрогнули и отшатнулись – они обнаружили себя на огромной высоте. Палатка оказалась шатром на лесах вокруг одного из куполов строящегося храма.

Дедок, как муха перебирая руками и ногами, начал резво спускаться по хлипким лестницам и узким трапам из гнущихся досок. Мальчики с опаской, прижимаясь к шершавым каменным стенам, двигались следом. Спускаясь и переходя с уровня на уровень, постепенно обошли церковь вокруг. Со всех сторон до горизонта лежали бескрайние поля и леса. Храм огибала река, в излучине виднелся небольшой островок.