Анна Чернакова - Хрустальный ключ, или Жили-были мы

Пока спускались, дедок сердито объяснял, что никакого нового ключа он не сделает, правильное стекло не сварить, потому как:

– Элементов нет. Где ж я, к примеру, карельского песку возьму?

Стёпка, щёлкнув пальцами, вытащил из сумки гранит от Александрийского столпа:

– Вот! Самый что ни на есть карельский камень.

– Я сказал песок, а не камень, – хитро прищурился дедок.

Тёма предложил расколотить камень кувалдой. Дед раздражённо цыкнул на него:

– Камень в песок – кувалдой? Молчал бы уж лучше, позолотчик!

– Можно в ступке в песок перетереть, – предложил Стёпка.

Дедок хмыкнул одобрительно, бросил на Стёпку быстрый взгляд.

– Ну, песок карельский, положим, есть. А где кедровые угли достать?

Тёма с готовностью вытащил Маруськину кедровую плошку:

– Сжечь, вот и получится уголь.

– А как сжечь, умник? У тебя одна зола без углей останется! – усмехнулся, отворачиваясь от Тёмы. Стёпка сказал, что сжечь можно в чугунном тигле, крепко закрытом. Старичок помолчал, глядя на Стёпку.

– Ещё серебро нужно с пороховым дымком, – сказал он после паузы. Стёпка отцепил с груди петровскую медальку:

– Вот, с самым что ни на есть пороховым дымком.

– Всё равно ничего не выйдет, – сказал дедок, поднимая вверх палец, – нужен смарагд, никак без него.

– Изумруд? – переспросил Тёма.

– Сам ты изумруд.

– Эсмеральд? – предположил Стёпка.

– Сам ты эсмеральд. Я сказал «смарагд»! – Старичок начинал сердиться.

– У нас, кроме изумруда, ничего больше не осталось, – сказал Тёма, открывая подаренную Фёдором Андреевичем коробочку.

Дедок вытащил камень, ухмыльнулся довольно:

– Ага, всё-таки смарагд [69]нашёлся? Себе припрятать хотели… Ну, раз так, пойдёмте, попробую.

Он быстро заковылял по тропинке вниз к реке. Мальчики, переглянувшись, побежали за ним.

А Тёмины часы остались, забытые, на лесах у купола, там, где появились мальчики, где работал дедок. Они лежали рядом с инструментами деда и тикали, отсчитывая оставшееся время.

Дедок отвязал от берега небольшую, с круглыми боками лодку под парусом, приказал ребятам прыгать внутрь. Повернулся к Тёме:

– Ну, позолотчик, дуй в парус, вези нас к острову. С этого наука золочения начинается.

Тёма стал изо всех сил дуть, но парус как был, так и остался висеть белой тряпочкой. Дедок засмеялся:

– Эх, ты! Духом не крепок, значит, душой мелковат.

– Неправда! – вскинулся Стёпка. – Тёма друг настоящий!

Тёма, чуть не плача, отвернулся в сторону. А дедок словно ничего не видел и не слышал.

– Теперь ты, – обратился он к Стёпке.

Стёпка напрягся, покраснел и дунул. Парус чуть наполнился, и лодка, словно кто-то подтолкнул её легонечко, оторвалась от берега и скользнула по воде. Дедок хмыкнул, хлопнул Стёпку по плечу, чуть подвинул его в сторону и дунул, словно выдохнул. Лодка сорвалась с места и со свистом, закладывая виражи, в мгновение ока пересекла реку.

Храм остался на том берегу. Что-то в силуэте его и в обрыве над водой показалось мальчикам знакомым. Они переглянулись.

– Это же наш храм через речку, напротив дома! – воскликнул Тёма. – А вокруг него будет город.

– А через реку – мост! – подхватил Стёпка. – И вон там будет наш дом.

Они оба – Тёма и Стёпка – совсем другими глазами смотрели теперь на маленького старичка, который, уже успев спустить парус и вытащить лодку на песок, сердито звал их от дверей закопчённой кузни.

Дверь была низкая – старичку в самый рост, а мальчикам пришлось пригнуться. Очутившись внутри, они ахнули.

То, что было снаружи маленьким срубом тесной кузницы, внутри оказалось огромным и светлым залом. Были в нём не только кузнечные горны, тигели и печи, но столярные, слесарные, стеклодувные и всякие ещё, мыслимые и немыслимые, инструменты. Краски в горшочках и мешочках, развешенные рядами высушенные травы; пески, камни и разноцветные слитки и разные материалы.

Всё валялось так, как будто кто-то только что закончил работать на разных станках и верстаках. Но стоило ребятам войти – гости здесь, видимо, бывали не часто, – инструменты полезли и попрыгали по крючкам, гвоздям и ящикам. Стало чисто и прибрано.

Стёпка остолбенел. У него даже голова на миг закружилась. В самых смелых своих мечтах он не мог себе представить такой сказочной мастерской.

Дедок, казалось, был занят взятыми у мальчиков «элементами». Кинул их один за другим на весы, с медальки срезал стружку, от изумруда кусочек отколол, к граниту щепотку песка из своего мешка добавил. Но при этом исподволь наблюдал за мальчиками.

Заметил, как Тёма, обиженный пренебрежительным к нему отношением, сел в углу, изображая равнодушие ко всему окружающему. И как загорелись глаза у Стёпки, как непроизвольно зашевелились его пальцы, будто желая всё немедленно потрогать и попробовать.

Стоило только Стёпке поймать на себе дедовский взгляд, как он подбежал и встал рядом. Дедок еле заметно кивнул на тигель. Стёпка бросился разводить под ним огонь.

Тёма с тоской смотрел, как быстро поладил Стёпка с этим заносчивым склочным старичком, как они понимали друг друга по взгляду и жесту, словно много лет проработали бок о бок, и с горечью думал, что друг его предал.

Даже инструменты в мастерской приняли Стёпку как своего. Так же, как помогали они деду, стали помогать и мальчику. Стоило Стёпке, например, начать затачивать бруском остриё медного гвоздика, как брусок, быстро поняв, что от него требуется, сам, без его участия доводил работу до конца. Только он начал крутить ручку мельницы, чтобы размолоть гранит, как жернова завертелись сами, крошки камня посыпались в бронзовую ступку.

Стёпка покосился на Тёму.

Тот сидел в углу, делая вид, что совершенно безучастен к своему положению исключённого из действа, самого важного за всё их путешествие.

Стёпка, незаметно для деда, дал Тёме знак подойти. Шепнул:

– Помоги, пожалуйста. Без тебя не успеем.

Сунул ему пестик и показал, как размолоть крошки камня в песок.