Анна Чернакова - Хрустальный ключ, или Жили-были мы

– Скарафаджо, – прошептал Тёма и легонько щёлкнул пальцами. – Скарафаджо! – крикнул он уже в полный голос.

Он сбежал вниз по лестнице, опустился на колени перед ступенькой с тараканом, осмотрел внимательно. Папа удивлённо глядел на него. Тёма поднял глаза:

– Папа, у тебя ножик с собой?

– Это – монолитная ступенька, что означает – из цельного куска, в данном случае, поволжского известняка пермского возраста [71]. И, таким образом,…

– Папа, скажи короче – тебе жалко ножика! – перебил Тёма.

– Обидное заблуждение, – папа протянул Тёме сверкнувший хромом красный швейцарский нож с уже откинутым лезвием.

Тёма был уверен, что где-то тут Стёпка оставил ему письмо. Он водил лезвием по шероховатой поверхности камня. Папа, стоя над ним, комментировал:

– Мне не жалко ножика, хотя он, безусловно, пострадает от твоего бессмысленного занятия. Мне жалко только, что ты впустую тратишь время, а ведь его можно было бы с пользой употребить…

Тёма наугад надавил остриём над изображением таракана, и по поверхности камня пробежала ровная тончайшая трещина. Тёма надавил сильнее. Трещина стала шире, и верхняя часть ступеньки приподнялась, как крышка.

– Ни фига себе! – прервав свою назидательную речь, восхитился папа.

Он сел на корточки рядом с Тёмой. Они вдвоём приподняли крышку. Камень, много лет считавшийся монолитным, оказался шкатулкой, в которой лежала какая-то ржавая коробочка. Тёма аккуратно её вынул.

– Фантастика! – воскликнул папа.

– Коробочка из-под монпасье! – Тёма повертел её в руках и с видом эксперта, папиным тоном добавил: – Тысяча восемьсот тридцать второй год, Петербург. Атрибуция на основании провенанса [72]. И никакой фантастики.

Он осторожно открыл коробку. Вместо письма от Стёпки там лежало что-то, завёрнутое в истлевшую тряпочку. Тёма развернул. Это было серебряное колечко, как будто две птичьих лапки держат красивой огранки изумруд, – то самое, что Тёма делал для Маши, да так и не успел закончить. Лапки, выкованные Тёмой, были чуть кривоваты, но Стёпка украсил их тонкой работы узором, отшлифовал камень, и колечко было удивительно красиво. Папа ахнул.

– Мне мама – твоя бабушка – рассказывала, что у неё было точь-в-точь такое же!

– Я знаю, – сказал Тёма.

Внутри церкви ещё не разобрали леса, пахло сырой известью. Маша стояла у стены в боковом приделе. Заворожённо смотрела на фреску, видимо, недавно раскрытую.

– Смотри, что у нас… – громко начал папа, но Маша обернулась и приставила палец к губам.

Тёма и папа встали за ней.

Фреска изображала окончание строительства храма на берегу реки. Сверху, с небес, храм благословлял святой, в честь которого он был воздвигнут. А внизу, вокруг храма, толпились его будущие прихожане. Отдельно стояли мастера-строители, в которых Тёма узнал деда Петра, Ивана Степановича, Митю, деда Данилу, Фёдора Андреевича… А Маша, не отрываясь, смотрела на маленькую рыжую девочку, которая держала за руки двух мальчиков в островерхих шапочках, отороченных мехом.

– Машунька, как на тебя похожа! – вырвалось у папы. – Жалко, мамы с нами нет.

– А я здесь! – Мама стояла за их спинами. – За мной павлин зашёл. Спасибо ему.

Павлин независимо прогуливался по крыльцу и делал вид, что ничего не слышит.

– А этот мальчик – просто копия наш Тёма, – сказала задумчиво мама.

– А у девочки колечко красивое, – вздохнула Маша.

Тёма тихонько взял её за руку, надел на палец колечко. Прошептал на ухо:

– Теперь и у тебя такое же.

Звездочёт перепутал. Вальтер Скотт – это знаменитый шотландский писатель, а к полюсу, но только не Северному, а Южному ходил тоже Скотт, но Роберт.

Дмитрий Иванович Менделеев – великий русский учёный-химик, изобретатель периодической таблицы элементов. Гей и Люссак – два французских физика, авторы важного закона о газах.

Дагерротипы – старые фотографии, которые делались на посеребрённых медных пластинках.

Такой была летняя форма гимназистов до революции 1917-го года.

Ки́вер – твёрдый высокий головной убор в русской армии XIX века.

В XIX веке так назывался телохранитель важной персоны.

Грот-марса рея – это верхняя рея самой высокой мачты парусного корабля.

Стеньги – это часть мачты, её удлиняющая; такелаж – общее название всех тросов, канатов и верёвок на парусном судне.

Стихотворение О. Газманова.

«Фрегат «Паллада» – роман И. А. Гончарова о путешествии на фрегате с таким названием.

Не очень понятно, как этот господин мог быть знаком с «Ванькой Ятесом» – английским фабрикантом И. Ф. Ятесом (John Yates), купившим Успенскую бумагоделательную мануфактуру на Урале в 1902 году, через семьдесят лет после описываемых здесь событий.

Парсуна (от слова «персона») – это портрет, чаще всего в примитивной манере, работы первых русских живописцев XII–XIII вв.

Ни в российских, ни в европейских хрониках никакого упоминания о путешественнике, литераторе и воздухоплавателе по имени граф Мовэ найти не удалось.

Канелюры – вертикальные желобки на колоннах.

Так раньше называли дирижабль или воздушный шар.

Впоследствии композитор Пётр Ильич Чайковский использовал эту мелодию в своём балете «Лебединое озеро», а хореограф Мариус Иванович Петипа интерпретировал импровизированный танец прохожих, превратив его в «Танец маленьких лебедей».

Un, deux, trois – один, два, три по – французски.

Жак Оффенбах – французский композитор XIX века, создатель оперетты. Во многих опереттах исполнялся канкан – энергичный французский танец, в котором нужно высоко задирать ноги.

От франц. memoire, здесь означает напоминание, сувенир.

Видимо, этот таинственный граф всё-таки не был иностранцем.