Диана Джонс - Сила Трех

Джералд бережно надел гривну Гейра себе на шею. Гривна по-прежнему была тесновата. Он со вздохом снял ее.

— Послушай, — спросил он вдруг, одолеваемый собственными бедами, — ты со своим отцом как, ладил?

— Нет, — ответил Гейр и подумал: неужели и ты тоже? Да и Хафни, судя по всему… Может быть, именно это их и объединяло. Гейр знал наверняка, что никогда не мог по-настоящему подружиться с Брадом — единственным, кто ему нравился, но нравился вполовину меньше Джералда и Хафни, — именно потому, что не мог понять свободных и легких отношений Брада с Банотом. И очень жалко, подумал Гейр, ведь они с Гестом были как небо и земля и, наверное, никогда не понимали друг друга.

И тут в голове у него все перевернулось, и он понял, почему гривна смогла им управлять. Он думал, что он единственный обыкновенный ребенок в семье и что Гест в нем разочарован, а на самом деле они просто друг друга не понимали. Сначала Гейр думал, будто Гест герой, потом думал, будто Гест жулик. И Гейр понял, что стоило ему подумать, будто Гест жулик, как он тут же сам отправился к великанам и доригам, чтобы жульническим путем добыть славу героя и себе тоже! Может быть, ему таким образом и удалось спасти Айну и Сири, но на самом деле двигало им не это. И вот забавно — теперь, когда Гейр понял, каковы в действительности великаны и дориги, он подозревал, что Гест и вправду герой. Только герой сумел бы невредимым выпутаться из таких приключений и к тому же получить руку Адары. Но Гест выполнил задания Огга самыми обыкновенными способами и наверняка считал себя самым обыкновенным человеком. Перелом произошел, когда Гейр приманкой для доригов сидел на мосту и думал, что остался обыкновенным, несмотря на свой Дар. А на самом деле он хотел совершить такой ослепительно героический подвиг, чтобы Гест похлопал его по спине и похвалил. Вот тогда-то гривна и забрала над ним власть.

Все это оказалось так просто и так мелко, что Гейр рассмеялся. Хорошо еще, что не вышло хуже. Ужасно глупо получилось. Джералд удивленно взглянул на Гейра.

— А что смешного?

В следующий миг они были уже на ногах и совсем не смеялись, а Джералд с усилием надевал гривну, чтобы освободить руки. Толстая дверь отворилась, и за ними пришли стражи-дориги. Шестеро бросились на Джералда, чтобы он не успел начать драться, а двое схватили Гейра. Пленников стремительно потащили по сияющим коридорам в огромный зал, которого они раньше не видели. Зал был битком набит доригами в просторных одеждах. По трем стенам зала тянулась галерея, и она тоже была набита битком. Там сверкали золотые гривны. Краем глаза Гейр заметил Халлу, которая наблюдала за происходящим с большим интересом. Он решил, что Хафни тоже где-то наверху.

Гейра с Джералдом выволокли на открытое пространство в конце зала, где стоял царь, опираясь на плечо самого младшего на вид песнопевца, а вокруг столпились знатные дориги и остальные песнопевцы. Выражение их лиц Гейру не понравилось. Они были серьезны, взволнованны и несколько напряжены, как будто долго накручивали себя перед каким-то неприятным делом. Перед царем высился камень, вроде тех, которые ставят на обеденных площадях, и камень был весь в темных пятнах. Рядом с камнем выстроился ряд каких-то чаш. Чаши Гейру тоже не понравились. А когда Гейр увидел в руках одного из песнопевцев сияющий кривой нож, колени у него подкосились — хорошо еще, что стражи его держали. У Джералда затряслись губы.

Гривна лежала в странном углублении в форме звезды, выдолбленном в полу перед каменным столом. Гейр еще не успел ее увидеть, как почувствовал волны исходящего от нее зла. Волны изменились: они стали слабее, зато тошнотворнее. Когда Гейр заставил свои больные затуманенные глаза посмотреть на гривну, он увидел, что и она сама изменилась. Ее ничем не прикрыли, и все узоры, изгибы, искусно вплетенные слова покрыла слабая дрожащая чернота. Сверкающими и чистыми остались только совиные головы на концах. И тут Гейр понял, что Силы принимают жертву.

— Дайте им вытянуть жребий, — приказал царь.

По толпе пронеслось свистящее шиканье. Главный песнопевец вытащил потертый кожаный кошель, в котором что-то тяжко перекатывалось, и медленно подошел к Джералду. Он протянул ему кошель.

Губы Джералда дернулись.

— Что это? — спросил он.

— Тяни жребий, чтобы определить, кого мы принесем в жертву сейчас, а кто подождет до Праздника Солнца, — ответил песнопевец.

— Вы что, не можете покончить с нами обоими разом? — воскликнул Джералд. — Только подумайте, каково будет оставшемуся ждать одному! — Губы у него задергались так сильно, что, когда стражи выпустили его руку, чтобы он мог вытянуть жребий из кошеля, Джералд прижал тыльную сторону ладони к губам и так и остался. — А если мы откажемся? — приглушенно спросил он.

Песнопевец ничего не сказал. Он ждал с кошелем в вытянутой руке, тактично притворившись, будто Джералд не закатил никакой некрасивой сцены. Вид у него был такой, словно он все понимал. Гейру даже подумалось, что этот песнопевец был чем-то — на свой дориговский манер — похож на Банота.

Гейр очень хорошо понимал Джералда. Да, великаны сильны, да, они жестоки, но жизнь их далека от суровой правды. Сестра Джералда умерла, но Гейр был готов поклясться, что тот не видел, как она умирала. Для Джералда смерть была чем-то отстраненным и ужасным. Он не мог смириться с тем, что вот кто-то возьмет и убьет его. Да и самому Гейру, конечно, не казалось, будто это в порядке вещей. Но в Гарлесье он видел достаточно смертей, и происходящее казалось ему не таким неимоверным, как Джералду. А поскольку он прекрасно знал, что ему суждено быть принесенным в жертву, то решил хоть немного выручить Джералда — протянул руку и спросил:

— Можно, тогда я вытащу?

Песнопевец его словно бы не услышал.

— Ты что, не видишь? Тут же все подстроено! — проговорил Джералд из-за ладони. — Они хотят убить меня первым!

Гейр понимал, что он, вероятно, прав, и это его огорчало — ведь тогда для Джералда тоже не оставалось никакой надежды.

Толпа немного расслабилась, задвигалась, зашепталась, а Джералд все стоял, прижав руку к губам. Ропот в толпе становился все громче. Он превратился в прерывистый рев. Царь и знатные дориги раздраженно обернулись на шум. Песнопевец с кошелем тоже повернулся поглядеть. На его лице отразилось удивление — нет, облегчение — нет, радость! Гейр повернул голову и увидел отряд серебряных воинов, прокладывавший себе дорогу в толпе, и вдруг из гущи воинов, мокрый до нитки, показался Банот. Судя по выражению лица песнопевца, они с Банотом были давние приятели.

— Джералд! — сказал Гейр.

Джералд, на котором по-прежнему лежала смертная тень, остолбенел, словно видел сон. За Банотом железной башней высился отец Джералда, а следом шел мистер Клейбери — задыхающаяся мокрая груша — и все пытался нацепить очки. А за ними виднелся большой отряд гарлесских охотников, а среди них Адара, Айна и — к удивлению Гейра — Хафни. Хафни был без капюшона и поэтому мокрый, как все, и к тому же встревоженный не меньше Адары. Айна, которая с мокрыми волосами стала очень похожа на Адару, судя по всему, опекала Хафни. И вдруг показался Сири, который, тоже с мокрыми прямыми волосами, с которых так и текло, стал очень похож на Адару, а он пытался помочь пунцовой, несчастной, запыхавшейся Бренде дышать ровно и глубоко.