Джон Эспозито - Кошмарный Квартет [litres]

Целеустремлённая как никогда, Уилла забралась на самый верх шкафа, и световое окошко оказалось на расстоянии вытянутой руки от неё. Окошко было заперто на что-то вроде старинного засова. Уилла потянулась к нему, цепляясь левой рукой за верхнюю полку, а правой рукой пытаясь отпереть засов. В библиотеку ворвался свежий ночной воздух. «Так окно можно было открыть», – подумала девочка.

На лицо Уиллы брызнули капли дождя. Она изумлённо открыла рот. На вкус капли казались потрясающими. Свобода. Девочка напоследок показала друзьям большой палец и скользнула в отверстие. Ной и Стив увидели, как ноги Уиллы исчезли в ночной темноте.

Ровно через две секунды в библиотеке позади Ноя и Стива возник человек. Уилла.

– Уилла? – спросил Стив. Каким-то чудесным образом она вернулась туда, откуда начала свой путь, а окно у потолка было снова плотно закрыто. Уилла молчала, осознав, где находится. Она не стала спрашивать, как очутилась здесь. Похоже, все дороги вели обратно в поместье. Библиотекарь одарил её самой обнадёживающей из своих улыбок, но она совсем не обнадёживала.

– Ваша сказка закончилась, госпожа Уилла, – сказал библиотекарь.

Та кивнула, не в состоянии спросить, что он имел в виду.

– Моя очередь, да? – спросил Ной. Он умел быть храбрым, когда нужно. И так же, как Уилла, он начал понимать правила.

– Вы сказали, что он – последний, – Ной указал на Стива. – Значит, следующий – я.

– Вы схватываете на лету, господин Ной, – библиотекарь пролистал книгу к началу следующей истории. Тим, Уилла и Стив отступили на задний план, а Ной приготовился стать звездой своей собственной цепляющей истории…

В БАССЕЙНЕ НЕЛЬЗЯ БЫЛО ПЛАВАТЬ.

Так решил Ной, глядя на растения, обвивающие бортики. Брезент внизу, серебристый, как космические скафандры, был покрыт пятнами мохнатой зелёной и розовой плесени. Что было под ним, можно было только гадать. Ной разглядывал плесень, траву и воду, настолько затхлую, что даже собака его отчима не стала бы её пить. А эта чёртова псина пила что угодно. Но вернёмся к тому, с чего мы начали…

В бассейне нельзя было плавать.

От этого задание почистить его казалось ещё кошмарнее. Хотя и не таким кошмарным, как истории из «Особняка с привидениями». Мы говорим про ужасы реальной жизни.

Такое часто бывало, когда мама Ноя уезжала в командировки. Сейчас она была в какой-то из стран, где говорят по-французски. Вполне возможно, во Франции. Ной знал это потому, что последние два месяца из динамиков её машины звучали только записи диска «Ускоренный французский». Парле ву франсэ?

Le нет.

Это означало, что Ной снова застрял дома с Филиппом и его безумной пуделихой Пятнышко. Филипп приходился Ною отчимом, и, предвосхищая ваши догадки: да, это правда – равнодушный приёмный родитель – частый литературный приём. Клише. Что ж, вот вам ещё одна банальность: клише не появляются на пустом месте. И Филипп в точности подходил под описание равнодушного отчима.

Филипп считал себя легендой и часто без умолку рассказывал о днях своей службы, местах, где он бывал, и вещах, которые он видел, словно это делало его героем. Возможно, он и был героем для своей чёртовой псины, но Ной мог сказать наверняка, что для него Филипп героем не был. По крайней мере, не настолько, чтобы поиграть с пасынком в мяч в печальный летний день. Или прочесть историю перед сном, как делают настоящие родители.

Доброй ночи, луна. Доброй ночи, папа.

Ты уже достал платочек, дорогой читатель? История господина Ноя началась очень грустно. Но не беспокойся: эти же слёзы скоро окрасятся в красный.

Родной папа Ноя умер, когда тот был гораздо младше. Но не настолько маленьким, чтобы Ной его забыл. Папу звали Ной Гилман-старший, и потому мама иногда называла Ноя «младшеньким». Заслуженный пожарный, отец Ноя умер, помогая другим, – он сделал то, что часто делают герои, но о чём слишком редко говорят. После него остались только фотографии и статьи, да позолоченная памятная табличка, которую Ной с гордостью повесил у себя над кроватью.

Многие из ранних воспоминаний Ноя были покрыты туманом, но он ещё мог слышать смех отца и видеть его старомодные движения, когда тот танцевал с мамой.

Филипп с мамой никогда не танцевал.

Лучше всего Ной запомнил тот день, когда он получил памятную табличку. Ему сказали, что его папа не вернётся домой. Никогда.

Теперь, когда ты взбодрился, мы вернёмся к повести о бассейне, в котором нельзя было плавать.

Бассейн у них появился вместе с домом. А дом появился вместе с Филиппом и его псиной. Это было частью свадебного договора Филиппа и мамы Ноя. В преддверии лета Филипп потребовал, чтобы Ной привёл бассейн в порядок под фальшивым предлогом, что это будет полезнее, чем сидеть и читать истории ужасов. В тот момент Ною пришлось признать свои проблемы с лишним весом. Он привык не обращать внимания на насмешки в школе, но это не значило, что он их не слышал. Да и у него не было выбора. С отъездом мамы Филипп остался за главного.

– Кроль, – сказал Филипп.

– Кроль, – повторил Ной, не представляя, что это значит.

Филипп объяснил, что плавание кролем – лучший спорт. Даже лучше, чем тренажёрный зал.

– Когда бассейн будет готов, это пузо останется в прошлом, – Филипп похлопал Ноя по животу. Такое замечание могло бы ранить, если бы Ною было хоть какое-то дело до мнения отчима. Забавно, но Филипп и сам ходил с внушительным животом. Когда Ной имел неосторожность указать на него, Филипп раздражённо пояснил, что это всего лишь следствие среднего возраста.

С того самого дня Ной, вооружённый шваброй, старой зубной щёткой и множеством средств для уборки, каждое утро с рассветом выходил во двор. Это лето обещало стать худшим в его жизни.

Ной с нетерпением ждал времени, когда можно будет пойти в кровать. Это время принадлежало только ему. Под кроватью томилась сокровищница, полная сказок и чудес. Картонная коробка его настоящего отца с коллекцией старых страшных комиксов, с названиями вроде «Они пришли тебя съесть» и «Они съедят тебя перед уходом».

Ной аккуратно вынимал каждый томик из защитной обложки, высвобождая яркие истории – даже те, которые он знал наизусть, – так, словно впервые их видел. Честно говоря, Ной даже взял из них пару сюжетных линий для Кошмарного Квартета. Его любимой историей была та, где противного отчима съели его приёмные дети, оказавшиеся оборотнями. Он читал её, наверное, раз двадцать!