Алла Озорнина - Тайна древнего амулета [litres]

В нос ударил запах котлеты, и я почувствовала, как в мое лицо тычут противным и жирным. Фу!

– Че, без глаз совсем! – возмутилась Кузнецова. – Не видишь, где у нее рот?

– Не получается, – простонала Крокодильцева. – Очки мешают, да еще головой вертит.

– Ну, это мы сейчас исправим! – сказала Лерка, сдергивая с меня очки и отбрасывая их в сторону. Без очков все превратились в моих глазах в одну колышущуюся массу. – Как видите, – это Лерка опять на камеру, – очень сложно работать с неразумным существом. Но возможно. Люди! Держите голову Нищебродки!

Двое из свиты вцепились в косички, и мне показалось, что они сейчас выдернут все мои жидкие волосенки. Колышущаяся масса двигалась, кричала. Громче всех был голос Лерки.

– Тьфу ты, не получается снять одним блоком, монтировать придется! Все, снимаю, держите голову, говорю!

Я закрыла глаза. Безжалостные руки еще сильнее потянули за косички. Ой-ой-ой, сейчас точно вырвут!

– Разжимай рот! Быстро! – приказала Крокодильцева.

Я стиснула зубы.

В лицо продолжали тыкать жирной котлетой – еще немного, и меня вырвет. Что тогда делать?

По щекам покатились слезы.

– Еще и ревет! – опять голос Лерки. Сколько же в нем было ненависти! – Весь кадр испортила, Нищебродка поганая!

Я ощущала себя маленькой и беспомощной. Я слышала, как в безмолвной тишине класса, где-то в углу попискивают испуганные мышки.

И мне не надо было видеть – я и так знала, что Ковалев продолжает спать за партой, а Босс, застыв в одной позе, делает вид, что упорно изучает обложку учебника…

И вдруг на меня снизошло спокойствие. Такое, какое обычно бывает на олимпиадах, когда волнение исчезает и остается одно: задание, которое нужно решить. И решить очень быстро.

Я принялась считать. Итак, в нашем классе 24 человека. Из них шестеро – Лерка со своими людьми. Получается, что целых 17 человек кто с интересом, кто с жалостью, кто со страхом наблюдают, как несколько девчонок издеваются над одной!

– Че так коряво-то? – кричала Лерка. – Рук, что ли, нет?

Я поняла, что за меня никто не заступится. Что все так и будут молча наблюдать до конца перемены.

Мне стало трудно дышать.

Время как будто остановилось. А в лицо все тыкали и тыкали этой противной котлетой.

И вдруг…

– Эй, вы что, с ума посходили! – прорезал оцепеневшую тишину возмущенный голос. – А ну-ка отойдите от нее! Кому сказал!

Я открыла глаза и увидела перед собой спину Максима Рыкова.

– А ты, дылда, может, лучше меня котлеткой покормишь? Я что-то проголодался! Впереди еще целых три урока!

Всеобщее оцепенение нарушил голос Кузнецовой.

– Слышь, ты! Отвали, а! Не видишь, работа идет?

И тут случилось странное: весь класс вдруг пришел в движение. Рядом с Максимом появился… Ковалев.

– Эй, придурки, хватит издеваться над человеком!

– Ой, да ты-то, двоечник, молчал бы!

– Слушай, чувырла страшнющая! – пробасил Ковалев. – Берегов не видишь!

Вдруг прорезались голоса мышек, которые что-то пищали, приблизившись на приличное расстояние к Леркиной свите. А одна из них даже протянула мне очки и бумажный носовой платок, чтобы я вытерла слезы и прилипшие к лицу (фу!) кусочки котлеты.

– Вы че, совсем оборзели! – закричала на них Лерка. – Вы-то куда претесь?

Теперь, надев очки, я видела, как после окрика Лерки, на лицах у многих мышек появилось некоторое смятение, но никто из них не сделал и шагу назад.

Суперпринципиальный Босс, как всегда в последнее время, сидя за партой, разглядывал обложку учебника (и что он в ней нашел?), зато лица двух Леркиных людей – Крокодильцевой и Пентюховой – сделались растерянными. Они так углубились в себя, что даже не видели, что Лерка подает им какие-то знаки.

В этом всеобщем гаме никто, кроме Ковалева, не услышал, как прозвенел звонок.

– Полундра! – воскликнул он и бросился к своей парте.

Из-за дверей послышался возмущенный голос Горгульи:

– Вы что, издеваетесь? Откройте немедленно, а то сейчас директора позову!

Одна из мышек впустила в класс красную от возмущения Горгулью, и она чуть было не налетела на тарелку с рисом и половиной котлеты (как я догадалась, вторую половину измазали об мое лицо), которую держала Крокодильцева.

– Это еще что? С котлетой? В классе? – Ее взгляд упал на меня, – я продолжала стоять у стены, – Миловидова, что ты тут учинила?

– Так вот, Маргарита Викторовна, она требовала, чтобы мы принесли ей школьный завтрак в класс… – потупив глаза, тихо произнесла Лерка.

– Миловидова, ты что, совсем обнаглела?

– Ничего страшного, Маргарита Викторовна, мы решили из этого сделать смешной ролик для ЮТУБа. Вот мы его и снимали! И не слышали звонка. Так что это всего-навсего реквизит!

Горгулья обвела класс взглядом. Потом остановилась на мне, тяжело вздохнула.

– Садись, Миловидова! И что с тобой делать, не знаю! Вроде и отличница, и победительница олимпиад, а ведешь себя, как какая-то хулиганка! Две перемены терроризировала учительскую, третью – весь класс. Стыдно, Миловидова! Так, Крокодильцева, унеси реквизит в столовую.

Я села на свое место.

– Итак, сегодня последнее занятие по литературе, – продолжала Горгулья. – Надеюсь, что вы…

– Это только начало, – угрожающе зашипела сзади Лерка. – Ты уже не жилец, Нищебродка. Запомни эти слова!

И торжествующе засмеялась.

Тут в классе опять что-то произошло. Все опять зашевелились.

– На уроке русского языка мы сегодня говорили о том, что… – Горгулья споткнулась. – Рыков, ты куда? Да что ж это такое?

Все повернулись к Максиму. И я тоже.

А он стоял, держа в руках рюкзак.

– Маргарита Викторовна, я, с вашего позволения, пересяду. Вы же не будете против?

И, не дожидаясь ответа, шагнул к моей парте. И сел рядом.

– В конце учебного года? Зачем? – спросила Горгулья.

Между тем Максим уже начал располагаться на новом месте – достал учебник, тетрадь, ручку.

– Ну, с этим еще разберемся. А пока работаем дальше. Итак, тема сегодняшнего урока…

Максим обернулся к Лерке и тихо сказал:

– Попробуй только вякнуть!

– Ой-ой, защитничек нашелся, п-а-адумаешь!

– Еще раз назовешь ее Нищебродкой – пеняй на себя! – продолжал Максим.

– Все, успокоились! – прикрикнула Горгулья. – Рыков, ты для того пересел на другую парту, чтобы болтать с Валерией?

Я ничего не понимала, дорогой дневник, что я чувствовала! Я же с детства знаю, что нужно рассчитывать только на свои силы. Что все, что пишут о благородных рыцарях в книгах или показывают в кино, – выдумки авторов-романистов. Ну не видела я такого в жизни, чтобы кто-то за кого-то заступался!

До конца урока я так и не смогла сосредоточиться. Что-то в моем мозгу отказывалось принимать это за реальность. И, похоже, не только в моем. Все, кто сидел впереди, то и дело оборачивались и смотрели на меня и на Рыкова. Кто-то с откровенной завистью (это почти все девчонки), кто-то с недоумением (например, Босс, который навсегда упал в моих глазах).