Алла Озорнина - Тайна древнего амулета [litres]

Взгляд упал на часы. До техногенной катастрофы оставалось ровно полчаса.

Ну а что же дома? Я представила, как мечется мама, как они с Ираклием звонят в полицию и во все больницы и как Пуня будто бы случайно заходит к ним, делает вид, что ничего не знает, и своим гнусавым голосом выражает сочувствие. Пупсик при этом, положив голову на плечо Пуни, как обычно, закатывает глаза.

И все-таки нужно что-то делать. Ведь еще немного – и совсем стемнеет. И находиться в этом пустом здании будет просто невмоготу.

А что если попытаться вылезти на крышу? И, может быть, остаться там на ночь. По крайней мере, видя городскую иллюминацию, вереницу машин, я не буду чувствовать себя отрезанной от всего мира. А что, это мысль! Надо как можно скорее найти выход на чердак. И я найду его. Потому что, дорогой дневник, ботаны не сдаются! Они всегда идут до конца! И находят то, что хотят найти!

Слава ботанам, слава!

Такие оды ботанам я пела, и очень громко, когда в темноте искала лестницу на чердак, а оттуда – выход на крышу.

И вот я выбралась. Тело сковало от страха. Захотелось вернуться обратно в здание, но я тут же отбросила эту мысль. Ночью в коридоре будет еще страшнее.

Я сделала вдох и выдох, как это делала на олимпиадах, и осмотрелась. В общем-то, ничего особенного. Крыша оказалась не очень крутой, а по ее краям имелись, пусть ржавые, но ограждения. Но уже от того, что существует хотя бы такая защита, становилось спокойнее.

Я посмотрела на часы. До начала техногенной катастрофы осталось пятнадцать минут. Вы уж простите меня, дорогие горожане, подумала я, за то, что поверила Пуне. Будь я умнее – мы бы с дядей Ираклием давно скрутили этого черного копателя и отдали амулет хану.

Между тем подул холодный ветер, кроваво-красный конгломерат на небе набух, покрылся рябью и теперь медленно плыл в сторону ТЭЦ…

Вдруг откуда-то снизу послышался топот. Сначала я подумала, что он доносится с улицы, но потом поняла, что из глубины здания. Я прислушалась. Кто-то быстро поднимался сюда, на крышу. Вместе с топотом можно было различить шумное дыхание. Кто это?

Я беспомощно озиралась – куда бы спрятаться? Но на крыше, как в открытом поле, спрятаться некуда.

Повеяло холодом. Неужели хан Удегей? Но разве он может топать?

Спустя минуту все прояснилось – из люка, ведущего на лестницу, высунулась голова Пуни, а вслед за ним – полупрозрачная голова, а потом и весь всадник на коне.

Пуня был покрыт инеем. Он дрожал от холода. Было слышно, как стучат его зубы. Ну прямо как в страшном фильме – стук, стук! Ужас ужасный!

Пуня бросился ко мне.

– Этот придурок решил меня заморозить! – закричал он. – Приперся в мой ресторан и на глазах у Лерки и всех посетителей погнал меня сюда! Чувствую, что сейчас превращусь в ледышку! Сделай же что-нибудь!

Меня тоже уже обволакивал холод, такой, какой бывает на улице при 40-градусном морозе.

Подул небольшой ветерок, и от этого стало еще холоднее.

– Отдайте ему амулет, и станет тепло! – сказала я.

– Еще чего! Никогда в жизни!

Он забежал за мою спину.

– Уговори его вернуться обратно! В могилу! Зачем ему амулет?

Я резко повернулась и схватила его за шарф. От неожиданности он не успел увернуться.

– Ты понимаешь, что из-за тебя сейчас погибнут люди? – закричала я, невольно переходя на «ты» и пытаясь размотать шарф.

– Нет, не отдам! – вырывая его из моих рук, кричал Пуня. – Это богатство!

Мне удалось взглянуть на часы. До техногенной катастрофы осталось семь минут!

Ветер взбесился так, что я едва удерживалась на ногах. Со стороны улицы слышался грохот перевернутых железных конструкций, вой сирен. Почему-то я перестала чувствовать холод.

Пуня упал передо мной на колени.

– Что тебе стоит, девчонка? Он послушается тебя, я знаю. А я обеспечу тебя и твою мамашку на двадцать лет вперед! Нет, на тридцать! На сорок! На пятьдесят!

Ты даже не представляешь, дорогой дневник, каким отвратительным был этот Пуня! Он весь дрожал и так умоляюще смотрел, как будто бы от меня зависела его жизнь.

Ветер с неистовой скоростью гнал по небу кроваво-красный конгломерат – туда, где через несколько минут произойдет катастрофа.

Вдруг в голове пронеслись слова: «В жизни всегда есть место подвигу». И вслед за ними появились другие: «даже если ты стоишь на крыше четырехэтажного здания». Даже если перед тобой взрослый мужчина. И эти слова придали мне силы. Я снова попыталась размотать шарф на шее у Пуни.

– С ума сошла! – он вскочил, схватил меня за руку и потащил к краю крыши. Еще немного, и мы окажемся у самого края. Я резко наклонилась и укусила его в запястье.

От неожиданности Пуня ослабил хватку.

Я увидела, что сзади к нему подкрался хан Удегей. Пуня покрылся коркой льда.

– Холодно! – завопил Пуня.

Воспользовавшись его замешательством, я быстро размотала шарф и отбросила его в сторону. Блеснул амулет – я вцепилась в него, но не смогла сорвать с цепочки.

Пуня зловеще расхохотался.

– Думаешь, так просто его забрать, мерзкая девчонка? Тут все припаяно намертво!

Я мельком взглянула на часы – до техногенной катастрофы оставалось меньше минуты!

Стало почти темно – из кроваво-красного конгломерат превратился в багрово-черный.

До начала катастрофы оставалось несколько секунд.

Я просто обязана спасти ТЭЦ от взрыва! Эта мысль придала мне новые силы, я изо всех сил дернула за амулет, цепочка порвалась, и тут же передо мной мелькнула прозрачная рука хана, которая почти мгновенно растаяла в воздухе вместе с артефактом.

Стало тепло.

– Сволочь! – закричал Пуня, сбил меня с ног, и я покатилась к краю крыши… Еще немного, и я упрусь в ржавое ограждение и, скорее всего, вместе с ним рухну вниз. Но это было уже неважно. Главное, я смогла предотвратить катастрофу! Ведь в жизни всегда есть место подвигу!

Я простилась с мамой, дядей Ираклием и…

И почувствовала, как чья-то сильная рука оттаскивает меня от опасного места. Дядя Ираклий!

В стороне от меня бился в конвульсиях Пуня, его держали двое полицейских.

Ираклий помог мне встать, и я тотчас уткнулась лицом в его ветровку, не в силах унять слезы.

– Ну-ну, все хорошо, – успокаивал он меня, – Все позади.

Из темноты вынырнула мама.

– Агния! Как ты?

– Все нормально, мама, – ответила я, вытирая слезы и надевая очки, которые протянул мне полицейский. Я и не заметила, когда их потеряла.

Тут только я увидела, что на крыше мы не одни. Что там еще какие-то люди.

– Пшел! – сказал Пуне полицейский, и в этот момент темноту пересекла до боли знакомая фигура и бросилась к Пуне.

– Подлец! – услышала я голос Генриетты Ивановны. – Так-то ты сдержал слово, когда я рассказала тебе о захоронении! Ты же заверил, что с прошлым покончено! – Она влепила ему пощечину. – Ты не брат мне больше!