Майке Хаас - Экскурсия на другую планету [litres]

– Что он там нашёл? – спросила я уже на бегу. Домчавшись до будки, я опустилась на колени и заглянула внутрь.

Ерунда какая-то! Прямо в полу темнела яма. Большая яма внутри собачьей будки! И из неё доносился собачий лай. Раньше никакой ямы тут не было! На земле лежала только собачья подстилка! Где она, и почему…

Тут мне стало ясно!

Утром я не заметила яму, потому что она была прикрыта подстилкой! Наверное, Кусака на неё наступил и провалился вниз.

Я высунулась из будки и крикнула профессору с Юлиусом:

– Тут яма!

Затем я сунула голову обратно и заглянула в темнеющую пустоту. Она оказалась неглубокой, я почти сразу уткнулась носом в Кусакину шерсть. Когда глаза чуть-чуть привыкли к темноте, я поняла: здесь начинался подземный ход!

– Это подземный ход! – крикнула я и выбралась из будки. – Нам нужны карманные фонарики!

– Какие ещё кармарики, угум? – переспросил профессор.

– У меня нет, – ответил Юлиус.

– О чём вы говорите, что за кармафарики? – никак не мог понять Тюлль.

Я не ответила, крепко задумавшись. Где нам взять фонарик? Или стоит исследовать подземный ход в темноте, чтобы не терять времени?

– Хм, угум, угум, – бормотал тем временем профессор, теребя бороду. – Пожалуй, нам стоит посмотреть, куда ведёт подземный ход, угум, или как?

«Естественно!» – нетерпеливо подумала я и даже закатила глаза. К счастью, профессор этого не заметил.

– Значит, нам понадобится свет. Возьмём с собой ночноглазиков, они нам посветят, угум?

– Конечно! – восхищённо воскликнула я и пообещала себе больше никогда не закатывать глаза. Точно, идея взять с собой ночноглазиков понравилась мне гораздо больше, потому что я обожала животных!

Профессор развернулся и сделал пару шагов по дорожке из гравия. (Поправка: он подошёл к ближайшему скалистому склону, сунул руку в расщелину и достал оттуда что-то чёрное.)

Ночноглазик походил на чёрную-пречёрную ящерицу с приставленным ко лбу огромным чёрным шаром – это и был глаз. (Поправочка: чёрными были только веки, но так как они были закрыты, разглядеть, какого цвета сам глаз, я не могла.)

– Он спит? – спросила я.

Профессор Тюлль пожал плечами:

– С ночноглазиками никогда не угадаешь, это особенные… угум, угум… неисследованные существа. Никто не знает, что они чувствуют, когда их тревожат. Одно известно наверняка: в темноте они открывают свой глаз, освещая им округу. Что нам, угум, сейчас и пригодится.

Профессор погладил ночноглазика по спинке и бережно опустил в нагрудный карман.

– Ну что ж, угум, идёмте?

Профессор опустился на четвереньки и заполз в будку. Забавная картина: вообще-то профессор был довольно пожилым для того, чтобы вот так ползать на четвереньках. Мы с Юлиусом нырнули в будку следом за ним, спрыгнули в яму и оказались в тесном, сыром и тёмном туннеле. Кусака шмыгнул мимо профессора и прижался к моим ногам, по-прежнему заливаясь лаем. Я на ощупь погладила пса. Профессор Тюлль вынул из кармана ночноглазика, и туннель осветился, – зверёк открыл свой глаз!

Туннель оказался очень длинным, просто очень-очень, и спускался всё глубже.

Я снова повязала Кусаке на шею ремень Юлиуса, словно поводок, и сказала:

– Вперёд, показывай дорогу.

Пёс тут же натянул поводок. Честно говоря, страшновато было топать по туннелю, ведущему неизвестно куда, но выбора не оставалось. Опустив глаза, я заметила множество следов от хоботулькиных лап! Сердце радостно забилось.

Мы с Кусакой обогнали профессора и пошли первыми. Чем глубже мы спускались, тем теплее становилось. У меня в животе громко бурчало от волнения, а ладони сильно потели. Я старалась НЕ думать о том, где мы очутились. В этот раз я действовала хитрее – позволяла слову «туннель» появляться в мыслях, но только ТЕОРЕТИЧЕСКИ! То есть старалась не думать, что практически мы как раз под землёй. Интересно, думала я, если становится теплее, значит ли это, что мы подбираемся всё ближе к центру планеты Буммердинг? В центре Земли тоже довольно жарко.

Хотя в туннеле было просто тепло. Прежде чем стало по-настоящему жарко, дорога опять пошла в гору, не меняя направления.

Понимаете, что я хочу сказать? Узкий туннель никуда не сворачивал, только теперь приходилось перебирать ногами, не спускаясь, а поднимаясь вверх! Теоретическое объяснение, предложенное мной самой себе, заключалось в том, что мы, скорее всего, спустились к центру Буммердинга, а теперь должны выбраться с другой стороны планеты.

Я оказалась права!

Весь путь занял у нас довольно много времени, примерно как скучный школьный урок, на котором рассказывают о подлежащих и сказуемых.

Однако в конце пути мы услышали знакомое сопение.

– Ура! – воскликнула я и быстро зажала себе рот.

– Тс-с-с! – прошипел Юлиус.

Друг был прав: нельзя выдавать нашего присутствия. Помимо сопения хоботулькиных до нас донёсся злобный голос:

– Заходите! Не смейте трубить! Немедленно забирайтесь в корабль!

Фрау Глипш! От ужаса я застыла на месте, но тут же сорвалась с места. Я бежала, пока не увидела просвет, – значит, туннель кончался! Я приостановилась, придержала Кусаку за ошейник и осторожно шаг за шагом подобралась к выходу.

Меня нагнали Юлиус и профессор. Все вместе мы осторожно выглянули наружу.

Нам открылась зловещая картина. Снаружи стояла ночь, что логично, ведь мы оказались с другой стороны планеты, но, несмотря на это, всё вокруг сверкало и переливалось. Мне пришлось зажмуриться, а потом приставить руку козырьком ко лбу, чтобы разглядеть, что происходит.

Неподалёку, мерцая огнями, стояла огромная летающая тарелка, похожая на гигантскую каракатицу на пяти ножках. Сверху в стеклянном куполе располагалась кабина пилота, уровнем ниже – ряд иллюминаторов, чередующихся с фарами. Именно они светили и мерцали так ярко! Из брюха летающей тарелки к земле спускался трап.

А по трапу на тарелку поднималось стадо хоботулькиных!

– Скорее! Не топочите! – скомандовал голос. Фрау Глипш стояла у трапа и кнутом подгоняла сопящих и топочущих хоботулькиных.

«Значит, я всё-таки была права!» – промелькнуло в моей голове. Горло перехватило и резко стало не хватать воздуха. Да-да, именно такое жуткое чувство я испытала. Все надежды на то, что с хоботулькиными всё будет в порядке, не оправдались. Сбылись мои худшие страхи!