Эдит Несбит - Мокрое волшебство [litres]

Снова раздался крик. И король Глубинного Народа выступил вперед.

– Мой народ, – сказал он, и Глубинный Народ устремился на звук его голоса. – Да будет мир. Пусть те, кто сегодня утром были вашими врагами, станут сегодня вечером вашими гостями, а также друзьями и братьями на веки вечные. Если мы причинили им зло, мы просим простить нас; если они причинили нам зло, мы просим позволения простить их.

(«Правильно?» – торопливым шепотом спросил он короля Морелэнда, и тот прошептал в ответ: «Восхитительно!»)

– А теперь, – заключил глубинный король, – приветствуйте, народ Морелэнда и Глубинный Народ, великолепный мирный договор.

И все разразились приветственными криками.

– Простите, ваше величество, – заговорил Ульфин, – но именно чужестранцу Фрэнсису первому пришла в голову идея мира.

– Верно, – сказал король Морелэнда, – но где же Фрэнсис?

Но Фрэнсиса не нашли; с балкона всем объявили только его имя. Сам он не снимал своего жемчужного мундира, крепко нажимая на пуговицу-невидимку. Так он стоял, пока толпа не разошлась, чтобы позвонить во все водолазные колокола, украшавшие городские башни, чтобы развесить по городу тысячу флагов из водорослей и осветить каждое окно, дверь, башню и опору все новыми фосфоресцирующими рыбками.

Во дворце дали пир для королей, королевы, принцесс, троих детей и Кэти-Фидо. Кроме того, за королевский стол позвали Рубена от команды Морских Ежей. Принцесса Фрейя спросила, нельзя ли послать приглашение Ульфину, но, когда личная секретарша короля, очень умная каракатица, приготовила приглашение, четко написав его собственными чернилами, выяснилось, что Ульфина нигде нет.

То был прекрасный банкет. Единственное, что омрачало его восторженное великолепие, – Кэти все еще оставалась Фидо, любимицей королевы, и ее глаза оставались холодными, ничего не помнящими; братья и сестра не в силах были встретиться с ней взглядом. Рубен сидел по правую руку от королевы и с того момента, как занял свое место, казалось, только о ней и думал. Он разговаривал с королевой разумно и скромно, и Фрэнсис заметил, что за время своего пребывания в Морелэнде Рубен научился говорить, как приличный ребенок, а не на языке цыган-циркачей. Главнокомандующий силами Глубинного Народа занял место по левую руку от своего короля. Король Морелэнда сидел между двумя дочерьми, а дети, все вместе – между главным астрологом и куратором музея Чужестранных Диковинок. Куратор был рад увидеть их снова больше, чем сам ожидал, и вел себя гораздо дружелюбнее, чем надеялись они. Все были чрезвычайно счастливы, даже Фидо-Кэти: примостившись на коленях королевы, она угощалась деликатесами из королевской тарелки.

Примерно в середине пиршества, после того, как под бурные аплодисменты все выпили за здоровье двух главнокомандующих, одна из рыб-слуг, прикрывшись плавником, прошептала что-то королеве Глубинного Народа.

– Конечно, – сказала королева, – проводите его сюда.

Вошел Ульфин, неся в руке жемчужный мундир и чешуйчатый хвост. Он опустился на одно колено и протянул их королю Морелэнда, бросив лишь один мимолетный, полный сомнения взгляд на куратора музея Чужестранных Диковинок.

Король взял мундир и, порывшись в его кармане, вытащил три золотых флакона.

– Такова королевская привеления – иметь три экземпляра, – с улыбкой сказал он королеве, – на случай непредвиденных обстоятельств. Могу я попросить разрешения вашего величества передать один вашей маленькой любимице? Я уверен, вы жаждете вернуть ее братьям и сестре.

Королева поневоле согласилась, хотя ее сердце разрывалось от горя из-за потери маленькой Фидо-Кэтлин, к которой она так привязалась. Но она надеялась, что Рубен позволит себя усыновить и будет значить для нее больше, чем множество Фидо. Она сама напоила девочку зельем, и как только Кэти его проглотила, королева разжала руки, ожидая, что ее любимица кинется к братьям и сестре. Но Кэти показалось, что прошло всего мгновение с тех пор, как она вошла в этот зал пленницей. Поэтому, увидев братьев и сестру почетными гостями на грандиозном и счастливом празднике и оказавшись на коленях самой королевы, она только теснее прижалась к царственной даме и громко и ясно воскликнула:

– Привет, Мавис! Как чудесно все изменилось! Волшебный напиток, который она нам дала, всех подружил и заставил веселиться! Как я рада! Дорогая королева, – добавила девочка, – очень мило с вашей стороны нянчиться со мной.

Итак, все остались довольны; только принцесса Фрейя выглядела печальной и озадаченной, следя взглядом за Ульфином, который, поклонившись, хотел покинуть общество высочайших особ. Он был уже у самой двери, когда принцесса быстро заговорила на ухо сидящему рядом королю:

– О, отец, не дай ему уйти вот так. Он должен присутствовать на банкете. Без него мы бы ни за что не справились!

– Верно, – сказал король, – но я думал, что его пригласили, а он отказался.

– Отказался? – переспросила принцесса. – О, позовите его обратно!

– Если можно, я сбегаю, – предложила Мавис, соскользнула со своего кресла и побежала по огромному залу.

– Если ты придвинешься ко мне, отец, – любезно сказала Майя, – молодой человек сможет сесть между тобой и сестрой.

Так Ульфин оказался там, где никогда не надеялся оказаться.

Пиршество было великолепным, но в то же время странным зрелищем, потому что жители Морелэнда, прекрасные, как день, пятеро детей, хорошенькие, как любые пятеро детей, и красивые король с королевой Глубинного Народа представляли собой любопытный контраст со здешними жителями с их причудливыми грубыми чертами. И эти жители, сидя теперь за столом, милые и дружелюбные, произносили тосты за своих былых врагов.

Особенно бросался в глаза контраст между принцессой Фрейей и Ульфином, потому что они беседовали, почти касаясь друг друга головами.

– Принцесса, – говорил он, – завтра ты вернешься в свое королевство, и я никогда больше тебя не увижу.

Принцесса не придумала, что ответить, потому что ей казалось: так все и будет.

– Но, – продолжал Ульфин, – я буду радоваться всю жизнь, что узнал и полюбил такую милую и прекрасную принцессу.

И снова принцесса не нашла подходящих слов.

– Принцесса, ответь мне на один вопрос. Знаешь, что я сказал бы тебе, будь я принцем?

– Да, я знаю, что бы ты сказал, и знаю, что бы я ответила, дорогой Ульфин, даже будь ты простым жителем Морелэнда… Я имею в виду, если бы твое лицо было таким же, как у нас. Но, поскольку ты из Глубинного Народа, а я – русалка, могу сказать одно: я никогда не забуду тебя и никогда не выйду замуж ни за кого другого.