Мила Нокс - Игра в сумерках. Путешествие в Полночь. Война на восходе [сборник litres]

– Санта Муэрте! – воскликнул Кобзарь.

Девушка зашевелила губами, повторяя странные слова. И кивнула.

– Она стала игроком?

– О да… – ответил Валет. – А затем начались поиски игральных мастей…

Друзья видели сцены из прошлого Макабра, и мурашки бежали по их спинам – до того это было знакомо и незнакомо одновременно.

Ночь. В небе сияет комета. Игроки ищут по городу знаки – то тут, то там спрятаны загадки и игральные карты. Среди ищущих выделяются трое. Каталина упорно высматривает на улочках торговцев Библией – оказывается, некоторые карты были запрятаны в книги. За ней повсюду следует кудрявый юноша-мексиканец – нежители звали его Себастьян. В одной из церквей они обнаруживают загадку и бросаются к Библии, чтобы отыскать карту. В этот миг дверь распахивается и появляется молодой человек в одежде послушника – блондин с ледяными глазами, от одного взгляда которого веет холодом. Увидев нежителей, блондин что-то кричит. Хватает распятие в одну руку, в другую – нож и бросается на нежителей.

Он ранит Себастьяна и нападает на девушку, опрокидывая ее на пол прямо перед алтарем. Хватает одной рукой девушку за горло. Его глаза безумны, полны ледяной ярости. Каталина начинает задыхаться, из рассеченной скулы хлещет кровь, и она лишь молотит руками по груди послушника, пытаясь отбиться. Блондин вот-вот задушит ее, но вдруг словно вспоминает, что они в церкви. Он тянет жертву наружу, чтобы прикончить за пределами храма.

Кудрявый мексиканец ползет следом и у самого порога настигает блондина. Завязывается драка. Наконец мексиканец оглушает послушника, и им с Каталиной удается скрыться. Блондин, очнувшись, возвращается к алтарю и видит загадку. Открывает Библию и берет в руку игральную карту…

Пики.

Каталина и Себастьян возвращаются на кладбище. Молодой нежитель попадает в жилище девушки – нежительница обитает в часовне. Там, сидя на замшелой лавке, Каталина промывает раны Себастьяна, а парень то и дело глядит на нее – но Каталина лишь хмурится.

Затем и они находят игральные карты: Каталина – трефы, а Себастьян – черви.

У кометы появляется второй хвост…

Первый тур. Зеркало подернулось дымкой, Мексика исчезла, и в зеркало вернулся Червовый Валет.

– Итак, вы увидели воспоминание одного из игроков, дошедших до самого конца. Вам предстоит найти еще несколько могил…

– Это еще зачем? А нельзя сразу?

– Вы не готовы. Алтарь отыщут лишь те, кто прошел все испытания. И добыл карты всех игроков – только так в итоге вы узнаете, где же спрятан Алтарь…

– Карты?

– «Каждый игрок ключ хранит от двери, и ключ ты увидишь, лишь сердцем смотри».

– Погодите… это же тот самый стих, который мне пропел бубенец Кика!

– Кика? – Валет встрепенулся и взглянул на Теодора. – Матерь Божия… Самого Кика?

– То есть каждый из игроков, прошедших в финал, имеет ключ от Алтаря?

– Часть ключа.

– А сколько их было, этих игроков?

– Не скажу!

– «Ключ увидишь, лишь сердцем смотри»… это как вообще?

Валет пожал плечами и отвернулся, что-то насвистывая и протирая кружевным платочком острие червовой алебарды.

– Он издевается, – прошипела Шныряла.

– Глаза закройте, – буркнул Валет. – И представьте, что бы вы сделали, будь у вас шанс прожить то воспоминание заново.

Шныряла и Вик закрыли глаза, а через какое-то время на груди усопшей что-то вспыхнуло.

– Это… вы про это говорили? – воскликнула Санда.

Она указала на руки девушки. В пальцах, переплетенных на груди, появилась игральная карта.

Валет, кажется, выглядел довольным – впервые за весь вечер его лицо будто осветилось изнутри.

– Не думал, что получится… Что же! Первый ключ к Алтарю. Карта одного из игроков – когда-то, сотню лет назад, ее держала в руках сама Каталина Кастро. Теперь она ваша. Вам требуется собрать еще несколько, прежде чем вы получите ключ к Алтарю. «Звезда начинает, ведет и вершит!»

– Чего?

Валет лишь подмигнул.

Санда взяла карту – осторожно, будто опасаясь, что та рассыплется в пальцах. Она была старая и потрепанная, и в одном уголке темнело бурое пятнышко. Санда вздрогнула. Кровь.

Впрочем, обычная шестерка треф, какую можно увидеть в любой колоде… Девушка перевернула карту, ожидая увидеть клетчатую рубашку, одинаковую для всей колоды.

– Смотрите! Это же часть Трансильвании! Вот этот гроб и знак треф наверняка обозначают Китилу.

– А второй гроб, южнее, – прищурился Вик, – Сигишоара?

– Именно так, mon cher! – Ободрившийся Валет, казалось, был готов пуститься в пляс. – Надеюсь, вам удастся открыть и эту гробницу. Тогда над ней появится масть захороненного там игрока, и вы получите вторую карту. И если все удастся и вы дойдете до конца – о, mon ami, я буду так счастлив! Отправлюсь обратно в Версаль, а этот темный, погрязший в пороках мир озарит голос прекрасной Аморе – да будет свет ее ярче солнца! Ну, а вы получите свое вознаграждение.

– Я не хочу награду, – покачал головой Теодор. – Я просто хочу, чтобы Йонва и его нелюдимцы…

Он тяжело задышал и сжал кулаки.

– Вознаграждение для каждого свое, mon cher. А теперь я должен раскланяться. Впрочем, сперва провожу вас обратно, а то в этих зеркалах недолго заблудиться… Вот я, например, никак отсюда не выберусь… За мной!

– Позвольте узнать, что вы делали в моей могиле целый час, да еще вчетвером?!

– Отвянь, малахольный… – отмахнулась Шныряла, выбираясь из раскола.

Лицо Ионела-скрипача перекосилось, он гневно затряс кулаками:

– Возмутительно! Средь самой ночи – лезть в чужую могилу! Вот это жадность – будто своей мало!

За ними выбралась Санда. На последней ступени она споткнулась и вскрикнула, но Теодор перехватил ее за запястье, и девушка устояла на самом краю темного провала. Поддерживая Санду, он помог ей выбраться наружу.

– Еще и живую с собой потащили! Да, не та нынче молодежь пошла… Вот сто лет назад…

Раздался гул. Земля задрожала, и расколотая могильная плита со скрежетом начала сходиться, закрывая проход. Старик ахнул и прижал к груди скрипчонку. Какая-то минута – и половины камня сошлись, встав точно на место.

– Можете не волноваться, – ответил Тео. – Никакого голоса больше не будет.

– Уверен?

Тео кивнул. Скрипач Ионел пригладил подпаленные пряди, поджал губы и кивнул:

– Спасибо.

Тео чуть нахмурился. Внутри зашевелилось странное чувство. Его что, волнует этот старик, который так слезно протягивал руки к своей могиле? Раз он даже попытался его утешить… Видимо, да. И это «спасибо» в конце. Сотню лет Теодор не слышал в свой адрес этих слов. Разве что от Санды.

Санда…

Когда он коснулся ее запястья, сердце так и екнуло – будто вместо девушки оступилось и рухнуло в пропасть. Что же он творит? Теодор вспомнил теплое, влажное прикосновение к ее губам в полной темноте Ищи-не-найдешь, и у него скрутило живот. «Тсс, прекрати думать об этом, болван!»