Мила Нокс - Игра в сумерках. Путешествие в Полночь. Война на восходе [сборник litres]

Теодору пришлось сделать еще несколько шагов, он оказался прямо перед Глашатаем и взял у него карты.

– Туз пик, треф и червей, – пробормотал Тео. – Туз пик – это Йонва, я знаю. А я… – Он вдруг вспомнил последний образ Джокера. – Значит, туз червей – то есть Любовь – это я?

– Верно. Ты встретил у Алтаря Фредерика Фармера – бедного юношу, который полжизни прожил в заблуждении. Охотился не за теми, за кем должен был, – вздохнул Кобзарь. – Но он получил шанс все исправить. Тогда, перед входом в Алтарь, с тобой говорила сама Любовь. Ты разве этого не понял? Последний Влюбленный – тот, кто сто лет назад открывал Алтарь, это Фредерик Фармер. Кто бы мог подумать, что этот юноша, кинувшийся душить Каталину в первом туре Макабра, в итоге найдет Алтарь, откроет его и, пройдя испытания, станет самой Любовью… Ты мог бы подумать?

Тео покачал головой.

– А я догадывался, – радостно улыбнулся Кобзарь.

Тео приподнял бровь.

– Последним Влюбленным, Тео, мог быть любой из вас. Твой отец, Александру Вангели, мог бы преодолеть свою ненависть и научиться Любви, но понял это слишком поздно. Санда, Шныряла, Змеевик – вы вчетвером прошли этот путь. Один бы ты не справился. Так же, как Фредерик не отыскал бы Алтарь без Каталины и Себастьяна. Любовь спасла их. И вас всех… Ты начал с ненависти к роду людскому, Тео, и чем закончил? Желанием всех спасти. Человек всегда Джокер. Любой человек. Помни это.

Кобзарь встал с пола и отряхнул атласные штаны. Затем глянул на Тео и широко улыбнулся.

– Что смотришь так угрюмо? Разве я не прав? Ты трижды доказал, что ставишь других выше себя: когда решился на Макабр ради родителей, когда отказался от выигрыша ради друзей, поняв, что они тебе дороже, и, наконец, сейчас, когда взял на себя бремя открыть Алтарь. И узнал правду.

Любовь нельзя освободить, Тео.

Любовью можно только стать.

Потому ты увидел на Алтаре зеркало и больше ничего.

Стать Любовью может лишь человек, который любит искренне, бескорыстно, по-настоящему. Человек благородной души, с огромным и жарким сердцем, не единожды доказавший, что ставит других выше своих принципов. Тот, кто преступил через гордость и раскрыл в себе лучшее. Способный на величайшее деяние во имя любви – отказ от себя самого.

Ты играл песню до последнего, хотя чувствовал, как Теодор в тебе умирает. Но не сдался. Лишь одно существо в мире способно отказаться от своей жизни ради других. Лишь одно умеет любить так сильно и так глубоко. И это существо, Тео, – человек. Это ты. – В глазах Кобзаря блестели слезы. – У меня есть для тебя загадка, мой мальчик.

– Снова? – прохрипел Тео.

Он не знал, что и думать. Высокий ужасный трон давил на него: казалось, еще чуть-чуть, и там возникнет…

Кобзарь улыбнулся.

– Итак, загадка. Если угадаешь правильно – открою жутко интересный секрет.

– Ну, ладно…

– У тебя есть враг. Твой враг тоже имеет врага. Его зовут Смерть. А это значит, для тебя Смерть – это…

Теодор замотал головой.

– Что?

– Думай, мой мальчик.

Теодор ничего не понимал. Вот есть враг. У него тоже есть враг. Этот враг – Смерть, значит…

В голове щелкнуло. Как там говорил отец? «…иначе она встретит тебя как палач»?

– Это значит, что Смерть – мой друг.

– Браво!

По залу разнесся звон хлопков. Кобзарь улыбался и громко аплодировал. Затем смолк и придвинулся к Тео – так, что оба его разноцветных глаза засверкали прямо перед его носом.

– А теперь обещанный секрет. – Кобзарь перевел дыхание и медленно проговорил: – Правда в том, что у Смерти нет Глашатая.

Тео глядел музыканту в широко распахнутые глаза, и до него медленно доходило.

Кобзарь резко развернулся, и множество бирюлек свистнуло возле лица Теодора, зазвенев на все лады: дзиньк-бреньк-бумц!

Кобзарь пошел прямо к трону. До Тео долетел кристально чистый голос:

– Сказки – всего лишь сказки, Теодор Ливиану. В них лишь часть правды. А когда у тебя впереди целая вечность, все, что остается, – лишь сочинять истории да менять имена, а может, и лица. А первая из сказок такова…

Кобзарь поднимался все выше и выше, дзинькая бубенцами на шляпе. Сердце в груди Теодора быстро колотилось, кровь шумела в ушах, и он слышал лишь это позвякивание, которое теперь отдавало тревогой.

– Однажды был создан мир. Никто не ведает как. Говорят, началом начал была Истина. Она же будет и концом конца, кстати. Но вот что это такое – слово, мысль или звук – никто не знает. Боюсь, в этом мире нет ни единого существа, которое могло бы с уверенностью сообщить: я видел Истину.

Ее нельзя ни увидеть, ни понять.

Ибо человеку это недоступно.

Истина – то, откуда или по чьей воле произошел мир. И одним из первых существ мира была… как думаешь, кто?

Кобзарь был уже на самой вершине. Он развернулся, бирюльки на его шляпе станцевали лихой твист и зацокали друг о друга. Кобзарь уже не улыбался, его глаза были светлы и холодны.

Он уселся в кресло, закинул ногу на ногу и положил руки на подлокотники.

– Первым существом в мире была Смерть.

Кобзарь щелкнул пальцами, и на стенах зажглись светильники. Стены закружились, замелькали двери Тронного зала, и Теодору почудилось, будто Вселенная движется вокруг них двоих, а они стоят в самом сердце мироздания.

– Ты говорил, – хрипло сказал Тео, – что знаешь все, потому что знаешь истину. Значит, вот что имелось в виду?

– Именно! – Кобзарь качнул головой. – Я единственный во всем мире, кто понимает, что это такое. Истина создала огромный мир – тот, в котором ты живешь. И на земле появились люди. Смерть же создала Полночь, свой волшебный мир – темную изнанку солнечного. Здесь бушевал хаос: первыми пришли таинственные существа ночи – в день создания Полуночи появился Черный Кик, потом ураганом пронесся по темным землям Балаур. Смерть даже добыла из камня ветер, и Полночь огласилась чарующими песнями Каликса и Эмпирея.

А еще, с первых мгновений, появившись на свет, Смерть поняла две вещи. Первая: она хочет полюбить мир всем сердцем. Вторая: сердца у нее нет и не будет.

Кобзарь улыбнулся, и от этой улыбки по спине Тео пробежали мурашки.

– Все дело в Великом Законе. «Dura lex, sed lex», – говорили в Риме. Закон суров, но таков закон. Каждое из трех высших существ – Любовь, Война и Смерть – должно было выполнять свою функцию. Цель, с которой они были созданы. Любовь не имеет лица, Война – глаз, а Смерть – сердца. Так они были задуманы, ибо людьми не являлись. Люди же… Мир не белый и не черный, Тео. Мир делится на ночь и день, и люди таковы: они Джокеры, могут быть и врагами, и друзьями. И благодетелями, и убийцами. Это закон Равновесия. Всего в мире поровну: и света, и тьмы.

И вот Смерти была уготована тьма, чтобы это Равновесие поддерживать.