Сергей Кожушко - Школа фокусников

Собравшись после уроков в школьной столовой, мы стали думать о том, какой же выход можно найти из создавшейся ситуации. После того, как нами на первое был съеден наваристый гороховый суп, Димка предложил тайком пробраться в учительскую и исправить неудовлетворительные оценки на такие милые нам и безобидные «троечки».

Откушав гуляша с лапшой, Санька изложил альтернативный вариант нашего спасения. А именно: подмешать слабительных таблеток учителям географии и родной речи, тем самым вывести их из строя и отсрочить под благовидным предлогом нашу пересдачу на несколько дней.

Когда очередь дошла до компота с пышной сахарной булкой, подал свой голос молчавший до этого Мотька. Он вынес на обсуждение весьма радикальный вариант, заключавшийся в следующем: всем нам предлагалось вываляться в крапиве, чтобы на теле появились волдыри. Затем мы должны были объесться соленых помидоров с холодным молоком, конфетами и печеньем, и тем самым вызвать у себя расстройство (не мнимое, а настоящее) живота. В завершение нам следовало искупаться в холодной воде речки Екиманки, чтобы поднять температуру тела как минимум до сорока градусов. Этим самым мы обеспечивали себе все необходимые симптомы какого-нибудь опасного заболевания и его длительное лечение.

Предложение Мотьки вызвало у нас легкий шок. На такие жертвы наверняка ни кто бы из нас не решился. Молчание за столом длилось довольно долго, пока из-за открытой двери опустевшей столовой не послышались ритмичные удары часов: «Бом-м-м! Бом-м-м! Бом-м-м!»

Нас словно пронзило током. Уже, ведь, три часа!

Мы сорвались с места, на бегу дожевывая остатки десерта. За оставшийся до занятий в Школе фокусников час нам следовало умыться, переодеться, причесаться и начистить пыльные после урока труда ботинки.

На крыльце школьного корпуса мы нос к носу столкнулись с Фомой Тузиковым. Этот упитанный рыжий колобок стоял подбоченившись и, прищурившись от яркого солнца, хитро смотрел на нашу всполошившуюся компанию.

Тузиков был весьма неприятным мальчишкой. Круглый отличник, зазнайка, хвастун и ябеда, появившийся в приюте год назад, он не водил дружбы ни с кем из ребят. Любимым его занятием в свободное от уроков время было подсматривать за воспитанниками, подслушивать их разговоры и докладывать обо всем руководству приюта. За свои проделки он бывал не раз бит ребятами. Случалось, что ему в портфель подкладывали куриного помету или живую жабу, мазали столярным клеем его стул или натирали жиром для пущего скольжения подошвы его ботинок.

–Куда это вы собрались? – бесцеремонно окликнул он нас, ковыряя своим пухлым пальцем в зубах.

–Не твое дело, Фома! – огрызнулся Санька Свист.

–Мы в клуб, – вдруг выпалил бегущий Мотька. – На балалаечную репетицию.

Фома от удивления выпятил нижнюю губу и округлил свои узкие бесцветные глазки.

–Как, на репетицию! А директор об этом знает? – крикнул нам вдогонку он.

–Все знают! – ответил Мотька, скрываясь за дверью жилого корпуса приюта…

Без пяти минут четыре мы вошли через северное крыльцо в здание клуба. Еще вчера захламленный, опутанный десятками квадратных метров паутины мрачный вестибюль, сегодня сверкал удивительной чистотой. На деревянный пол были брошены ярко-красные ковровые дорожки, на стенах висели разноцветные афиши, которые сразу приковали наше внимание. На броских плакатах с неизменной улыбкой на благородном лице красовался сам Пьетро Брокколи. Вот он во фраке вынимает из уха длинную ленту. Вот он с голым торсом лежит на доске, утыканной гвоздями. Вот он парит в воздухе, широко раскинув руки. Вот он, разделенный на две половинки, выглядывает из черного куба…

Наше созерцание афиш прервал тонкий мелодичный перезвон. Мы подняли головы. На верхней ступеньке лестницы стоял приветливо улыбающийся, элегантно одетый Брокколи и звонил в маленький серебристый колокольчик, строго приговаривая:

–Опаздываем, молодые люди! Ну-ка, поторопитесь! Занятия уже начинаются!

Мы, словно ошпаренные кипятком, бросились наверх, припоминая поговорку о том, что семеро одного не ждут. А тут пусть и четверых, зато весь класс! Вихрем промчавшись мимо учителя (как не раз бывало в приютской школе), мы влетели в драпированную бордовым бархатом, освещаемую десятками свечей залу и остолбенели от удивления: в помещении кроме нас не было ни единой души!

–А где же ученики? – спросил я вошедшего следом за нами Брокколи.

–Вот они, – ткнул в нас пальцем он, – передо мной.

–И это все?

–Увы! – вздохнул Брокколи с сожалением. – С того момента, как я приехал в ваш Бугучанск, я пригласил в свою школу не менее сотни детей. К сожалению, откликнулись только вы четверо. Остальные, видимо, предпочли мои занятия более практичному ремеслу.

–Игре на балалайке, хоровому пению и стрельбе из пневматической винтовки, – продолжил мысль Брокколи сообразительный Димка Бублик.

–Вы правы, молодой человек! Ну, да ладно. Только после пусть не обижаются, когда вам через несколько месяцев станет рукоплескать весь мир, а ваши имена засияют на афишах Парижа и Лондона, Москвы и Нью-Йорка!

«Это где?» – шепотом спросил меня Санька, имея в виду Нью-Йорк.

«По-моему, в Америке», – ответил я неуверенно – давала о себе знать «двойка» по географии.

–Присаживайтесь! – Брокколи указал нам на две парты, стоявшие в центре залы.

Мы шумно, словно курицы на насесты, взгромоздились на лавки парт, сложили перед собой руки и, вытянув шеи, стали следить за неспешно прохаживавшимся перед нами Брокколи.

Тот же негромким голосом начал свой урок.

–Правила в моей школе таковы, молодые люди: во-первых, на занятия следует приходить без опозданий; во-вторых, называть вы меня должны либо «Маэстро», либо «маэстро Брокколи»…

Мотька флагом взметнул вверх руку:

–Разрешите вопрос, Маэстро!

Брокколи утвердительно кивнул.

–Почему у вас такая странная фамилия?

–Не вижу ничего странного в своей фамилии, – нахмурился Маэстро. – Брокколи – это капуста. Согласно семейной легенде, триста лет тому назад основателя нашего рода младенцем нашел в капусте не то герцог Анжуйский, не то граф Тосканский. Он то и повелел, чтобы впредь потомки найденного в капусте карапуза носили эту звучную фамилию.

–А-а! – протянул Мотька, ни разу в жизни ничего не слышавший ни о герцоге Анжуйском, ни тем более о каком-то графе Тосканском.

–И третьим правилом для учеников моей школы, – продолжил Брокколи, – является запрет разглашать кому-либо секреты фокусов, о которых вы здесь узнаете. Кто принимает условия такого соглашения?

Мы, не раздумывая, дружно подняли руки.

–Что ж, тогда начнем! – хлопнул в ладоши Маэстро.