Вадим Чирков - Слямбу катамбу нок! или Прключения первобытного выдумщика

— Разрешил? — переспросил Дум. — Эта Улыбка моя собственная. Я ее ни у кого не украл. Наоборот, я ее дарю направо и налево! Скоро все будут улыбаться!

— Ах вот оно как! — зашипел, чтобы не слышали другие, Шито-Крыто. — Да знаешь ли ты, что такое Улыбка?! Ну-ка пойдем со мной! — шаман схватил Дума за руку и потащил в пещеру вождя.

— О великий из великих! — завопил Шито-Крыто, швыряя выдумщика к ногам Сокрушая, сидевшего на толстой медвежьей шкуре. — Нам мало бед, что грозят нам сверху, снизу, со стороны восхода Солнца и со стороны захода, а также с двух сторон, не имеющих пока названия (шаман имел в виду Север и Юг), так вот — появилась еще одна, грозящая нам изнутри!

— Нельзя ли попроще? — рявкнул вождь. Он был самый высокий и самый широкоплечий в племени, самый мускулистый, и все сложные вопросы решал быстро и круто.

— Хорошо, — сказал Шито-Крыто. — Чем поддерживает великий из великих порядок в своем племени?

— Вот этим, понятно! — Вождь взял в руки дубинку, лежащую справа от него.

— А как великий разговаривает с чуждым племенем, неизвестно ради чего подошедшего к нашим границам?

— Конечно, только так! — Сокрушай свирепо оскалил зубы, зарычал и взмахнул дубинкой.

— А что если вождь внуков Горы выйдет навстречу чужакам и сделает вот так? — и шаман с трудом — это ведь было для него впервые — изобразил на лице Думову Улыбку.

Сокрушай вытаращил глаза и даже откачнулся к стене — такого на лице человека он никогда не видел!

— Что это с тобой, Шито? — спросил он. — Что за странную рожу ты скорчил?

— Эта, как ты справедливо заметил, странная рожа — очередное изобретение Дума. Он называет ее Улыбкой и считает, что скоро все-все будут друг другу улыбаться, а значит и ты, и я!

— С какой это стати, — зарычал вождь, — я буду кому-то, будь это свой или чужой, улыбаться вместо того, чтобы сразу нагнать на него страху? Разве не страх — условие порядка и мира? Так вот чем ты занимаешься, Дум! Изобретаешь Улыбку! Да знаешь ли ты, что это предательство и измена?.. — Здесь надо сказать, что Сокрушай не проговорил всех этих слов, он только имел их в виду. Рассвирепев от Думова поступка, вождь вскочил, оскалился, лязгнул зубами и начал, рыча, размахивая дубинкой и грозя развалить голову выдумщика на мелкие кусочки, метаться по пещере.

Съездив изобретателя по наклоненной макушке, Сокрушай потоптал Дума ногами (не до смерти), сел и приказал шаману закончить за него его речь. У вождя просто не хватало сейчас слов от ярости, чтобы разъяснить изобретателю, в чем вред его новации и преступность замысла.

— Дум, — начал Шито-Крыто, — ничто так не подрывает авторитет первобытного человека, как Улыбка!

— Вот-вот. — подтвердил с медвежьей шкуры вождь, — ты попал в самую точку, Шито: она подрывает авторитет! А теперь разверни эту мысль.

— Итак, Дум, я продолжаю, — послушался шаман. — Вспомни для начала, сколько неразумных голов было проломлено, прежде чем наш великий стал тем, кем ему предназначено было стать самим духом Горы Тарарамом.

Дум, стоявший на четвереньках, поднял ушибленную голову и потряс ею.

— Вспомнил? А теперь вообрази, что вождь, представ перед своим народом, вдруг разулыбается! Знаешь, что произойдет? Я думаю, земной Диск треснет и мы все очутимся в Бездне. Ведь каждый, увидев, как растягивается до ушей — непонятно для чего — грозный рот Сокрушая, подумает, что с ним что-то не то: либо он заболел, либо сошел с ума. В Улыбке, Дум, народ увидит слабость, узрит неуверенность своего предводителя! Но это еще не все. Сейчас я открою тебе, каким тайным оружием ты снабжаешь общество. Скажи мне, Дум, вот что: если раньше кто-то, слушая вождя, не соглашался с ним, что он делал? Да, Дум, правильно — неслух поднимал руки, потрясал ими и вопил дурным голосом. Так он сообщал о своем несогласии с предводителем. А как поступал с ним наш Сокрушай? И это ты знаешь, Дум. Он подзывал несогласного поближе, поднимал дубинку и…

— Блямц! — подал голос с медвежьей шкуры Сокрушай.

— Именно так и было всегда — блямц! — и ты этому свидетель, Дум, не правда ли? А теперь скажи мне, что будет, если среди народа распространится твоя Улыбка? Не знаешь, конечно! Я открою тебе глаза, Дум. Своевольник не станет больше размахивать руками, выдавая себя. Он… Да, да, Дум, — он улыбнется или, что еще хуже, ухмыльнется! Ухмылка же, неслышная, как змея, проскользнет по его лицу и никто ее не заметит. Ибо Усмешка, Ухмылка, о неосмотрительный Дум, это и есть след змеи на лице человека! Ослушник останется невыявленным, с целой головой, в которой, как пчелы в дупле, будут роиться предательские мысли. И может так случиться, что, слушая вождя или меня, ничтожного его слугу, ухмыльнется кто-нибудь еще. Эти двое увидят ухмылки друг друга — и вот они уже сообщники! И уже готов заговор! Видишь, Дум, какую угрозу таит в себе Улыбка, какого врага ты нам подпускаешь!

— Ты молодец, Шито-Крыто! — рявкнул вождь. — Прямо читаешь мои мысли! Ты выразил все именно так, как я думал.

— Я стараюсь, — скромно согласился шаман. — Читать твои мысли — моя первейшая задача.

— А теперь придумай ему наказание, Шито, — распорядился Сокрушай, — придумай, потому что я немного утомился, размышляя о вредоносности Думова изобретения. Самое трудное, Шито-Крыто, это заглядывать вперед, но я с этим справился — увидел, что может принести нам такая, казалось бы, невинная вещь, как… как я назвал вариант Улыбки?

— Ухмылка, о великий.

— Да, Ухмылка. Ну и пакостная же это, должно быть, вещь! За это, так сказать, изобретение, Дум, тебя бы надо сбросить с Горы. Но, может быть, Шито придумает что-нибудь похлеще. Надо хорошенько устрашить всех, чтобы никому не захотелось пустить змею на свое лицо.

— Дело об Улыбке, о вождь, нужно оставить между нами. Его нельзя обнародовать. Улыбка, как я выяснил, заразительна или, если сказать проще, заразна. Она немедленно прилипает к лицу того, кто ее увидел у другого. Поэтому лучше о ней не заикаться при народе, пусть он не знает об Улыбке как можно дольше. Суровые времена — суровые слова — суровые лица, — вот наш девиз.

— А как же все-таки мы накажем Дума?

Дум, как и прежде, стоял на четвереньках, потирая ушибленную голову, и смотрел то на одного говорящего, то на другого.

Шаман запустил руки в свои космы.

— Бабай меня забери — что-то я ничего оригинального не могу придумать! В голову лезет самое простенькое: повесить, утопить, сжечь на костре…

— Шито-Крыто, — подал голос с четверенек Дум, — помнишь, ты грозился услать меня к Краю Земли? По-моему, нет кары страшнее. У меня волосы поднялись дыбом, когда я об этом услышал. Я осознал свою громадную теперешнюю вину и считаю, что единственное, что мне остается после Улыбки, это заглянуть в Бездну! Упасть в нее и, как ты говоришь, бесконечно долго летя, превратиться в подобие сухого листа.