Владислав Крапивин - Синий краб

С тех пор, как создан белый свет,
Ведутся в мире споры,
Ведут борьбу добро и зло,
Предательство и честь.
И с кардиналом в бой опять вступают мушкетёры.
Покуда вертится Земля — они на свете есть!
Как хорошо кидаться в бой,
Когда в себе уверен.
Крепка рука, остёр клинок и дышится легко.
И встречный ветер бьёт в лицо
И рвёт на шляпе перья,
И целый мир шутя звенит
мелодией клинков.
И вновь расшитые плащи трепещут, как знамёна,
Летят на выручку друзья
К мальчишкам разных стран —
Все те, кого давным-давно мы знаем поимённо:
Атос, Портос и Арамис,
и юный д'Артаньян.
Но вот как будто в тишине
Захлопнул кто-то книгу —
Так первым выстрелом звучит
сигнал большой беды!
Теперь, друзья, не до игры,
Коней седлайте мигом!
Наш путь — сквозь тысячи врагов,
огонь и едкий дым.
И если кажется, что путь к победе невозможен,
И если в жизни наступил
отчаянный момент,
Стальною молнией тогда
лети, клинок, из ножен —
Последний шаг,
последний шанс,
последний аргумент.

Знает каждый: в конце ожидает нас яма.
Чтоб утешить себя, я читаю Хайяма.
Не всегда утешают меня рубайи,
Но, что выпить пора, намекают мне прямо.

Времена стали нынче излишне жестоки:
Вне закона вино — как на древнем Востоке.
Но зачем же, Аллах, создал ты виноград?
Неужели для гнусных ларьков «Воды-соки»?

Чем древней мастерство — тем ценней, несомненно.
Стоит тысячи книг мудрый труд Авиценны.
Старше многих искусств виноградарства дар —
Не ропщи же, что снова повысили цены.

Мудрецами Востока подмечено тонко —
В поединке с собой мы слабее ребёнка:
Коль не выпьешь — томится и стонет душа:
Если выпьешь — терзается болью печёнка.

Тебя издатель выкинул из плана.
Терпи, залей вином на сердце рану.
В двадцатом веке славен стал Хайям,
В тридцатом нам прославиться не рано.

Низвергал дерзновенный Омар всё, что свято,
Часто спорил с Аллахом творец Рубайята.
Но к Хайяму Господь был добрее, чем к нам:
В Нишапуре не создал Он Госкомиздата.

Эжен Иваныч де Пинэ!
В день именин позвольте мнэ
Вручить в подарок сей талмуд.
Отныне предстоит вам труд
Его читать,
за перегрузки
Меня ругая по-французски.
А впрочем, будет труд простым:
С французским справитесь вы смело —
Герои ваши то и дело
Используют язык Вольтера.
Вы в этом качестве умело
Сравнялися со Львом Толстым.
Пусть море далеко,
но снова
О нём писать приходит срок.
Запрём печали на замок.
В листве на улице Бажова
Шумит балтийский ветерок.

О, юбиляр, не хмурь лицо
При виде этого подарка!
Сей сувенир — первояйцо,
И из него в конце концов
При блеске супервспышек ярких
Родиться может новый мир
(Вот это будет сувенир!)
Там будет целый арсенал
Фантазий, сбывшихся на деле.
Там даже разрешат журнал
Со ставками в НФ-отделе.
Фантастика? Да нет, не слишком!
Теперь проблема только в том,
Когда тебе подарят мышку,
Которая вильнёт хвостом…

На десятке шестом —
Осознанье реальной угрозы.
Я — как мальчик с шестом
На плавучем, на вёртком бревне.
Я притих, чтоб сберечь
Равновесье испытанной прозы.
Но, как в детстве, стихи
Прибегают со смехом ко мне.
Строчки первых стихов —
То такие задиристо-броские,
То совсем беззащитные, словно мышонок
на голом
полу.
Неуклюжие, словно подросток,
Что танцует впервые
С неумелой такой же девчонкой
на школьном
балу.
Вспоминаются школьные годы
светло и подробно:
Шорох летних дождей
И кораблик в весенней воде…
Всё, что было потом —
Полутьма, суета в гардеробной
После пьесы, где множество
Страшных и добрых чудес.

Мы все сиротеем на нашем пути,
Закон расставаний царит над планетой.
Дай, Боже, нам в будущей жизни найти,
Кого потеряли мы в этой.
За миром галактик и звёздных зарниц
Даруй нам, о Господи, с милыми встречу:
Ведь память о них не имеет границ
И голос любви нашей вечен.

Август, вечер, веранда средь листьев сирени.
Вся семья за столом, жёлто лампа горит.
Престарелая тётушка с банкой варенья
Тихо щурясь на свет, задержалась в двери.
Смуглый мальчик под скатертью прячет колени:
Он их все перемазал, играя в крокет…
Этот мальчик — твой прадед. Его поколению
Неизвестны ни СПИД, ни угроза ракет.
Мальчик любит Жюль Верна и верит в удачу.
Он не ведал ещё горьких слёз и невзгод.
…А ведь скоро не будет ни веранды, ни дачи,
Ни варенья, ни лампы… Семнадцатый год…

Рыжий кот уснул, уткнувши нос.
Это, бабки говорят, к морозу…
А его хозяин пишет прозу,
Хоть иссяк на прозу нынче спрос.
Пишет он, хотя скребет в уме, Что дела в издательствах фиг о вы.
Просто в жизни ничего другого
Никогда он делать не умел.
Хорошо уснувшему коту —
Существу, чей мир одна квартира.
Сон, еда, прогулки до сортира —
Все его проблемы без потуг.
Он живет в покое и тепле,
Не нужны лентяю кошки-дуры:
С помощью нехитрой процедуры
Он избавлен от таких проблем.
Впрочем, и хозяину кота
До проблем до этих мало дела —
Все ему на свете надоело,
Потому как тлен и суета…
Есть, однако, средство от тоски,
От него душевней станет сразу.
…И хозяин, дописавши фразу,
Отодвинет в сторону листки.
Карандаш уронит он из рук
И откроет шкафчик застекленный.
И, стаканом звякая стесненно,
Поскорее дверь запрет на крюк
Тишина. Лишь вздрогнул в кресле кот.
Что его во сне насторожило?
…Ах как потекло тепло по жилам,
Как на сердце тихо и легко.
И зерно пушистое в душе —
Словно шарик от пушистой вербы.
Неплохая вещь венгерский вермут:
Два глотка — и ты захорошел.
Кот проснулся. От него уют
Истекает, как тепло из грелки.
— Что? Консервов хочешь? Ешь с тарелки…
Ох как жалко, что коты не пьют.
Мы б с тобой… А впрочем, не беда.
Посиди тут у меня под боком.
И тогда не очень одиноко
Будет мне… Постой же! Ты куда?
Ладно, ладно, выпущу. Поверь,
На тебя я вовсе не в обиде.
…Кто еще там? Что «в каком ты виде»?
Шли бы вы… А ну, закройте дверь!
Тишина опять со всех сторон.
Пьешь — и никакого нет эффекта.
Как досадно: в пистолет «Перфекта»
Влазит только газовый патрон.
А не то бы — поднести к виску…
…И бегу, бегу я по песку,
Волны плещут, солнца летний свет.
И всего-то мне двенадцать лет…
— Кто опять там? Не открою. Шиш!
Ну, оставьте же меня в покое!..
Думаете, сдамся так легко я?..
А, да это ты пришел, малыш!
Выспался? А мне в постель пора.
Досмотрю про лето, про босое…
Что? В кормежке мало было соли?
Что ты лижешь щеки мне, дурак…