Николай Пугач - Трудный день факира в джинсах

«На подобной высоте людям нужен скафандр, а этот без скафандра… Что же он парашют не раскрывает? Пора бы уж!»

Внезапно земленавт стал кувыркаться. Коркин от испуга потерял пришельца, снова увидел его, но уже без багажа за спиной. Вдалеке, над трубами Кировского завода, дрожало световое марево. Примерно в этом районе произошла авария.

«Всё! Он погибнет без парашюта, — с отчаянием подумал Коркин, разгибая затекшую спину. — Отвратительное зрелище! Прилететь из невероятных глубин космоса для того, чтобы так бестолково погибнуть у цели!»

Он стер с лица испарину, рассеянно погладил себя по лбу, который нестерпимо горел и сохранял отпечаток прижатого к нему окуляра.

Неожиданно астроном вспомнил, что мог бы сфотографировать и астролет, и падающего земленавта. Мог бы, но почему-то забыл об этом. «Кто же теперь поверит тому, что я видел? А надо бы, чтоб поверили».

Новая мысль неожиданно приободрила его. Он резво, не по возрасту, побежал к своему «Запорожцу» и уехал в город.

Прищурив один глаз, Чалый, отец Емельки, смотрел в какой-то цилиндр на деревянной треноге. Справа, на затоптанной траве, копошилась согнутая тень Чалого. Когда солнце заслоняли тучи, она таяла, появляясь вновь, едва лучи прожигали в облаках отверстие.

Отец Емельки, прораб, работал на улице. От солнца и ветра крупное лицо Чалого стало замшевым.

Неожиданно в объективе возник сын Емельян. Опрокинутый вниз головой, в тюбетейке и джинсах, пританцовывая и размахивая руками, он стремительно бежал навстречу отцу и очень скоро заслонил собой объектив.

— Сгинь, факир в джинсах! — махнул рукой Чалый, не отрываясь от цилиндра.

Голова в тюбетейке рванулась в сторону. Чалый услышал над ухом:

— Папа, а кто обещал мне показать нивелир?

— Не вовремя ты появился. Некогда мне.

— Но ты же обещал!

— Всякое серьезное дело следует начинать с утра. Сколько там сейчас? Десятый.

— Ну можно хотя бы в трубу посмотреть?

— Это как раз и есть нивелир, а не труба. Он помогает строителям находить горизонтальную плоскость, на которой будет строиться здание. Не мешай! Съезди-ка лучше за песком. Вон на том КрАЗе!

Емелька подошел к водителю.

— Папа велел мне поехать с вами за песком.

Шофер был одет в просторную куртку и темные брюки. Давно не стриженная голова напоминала куст перекати-поля. Водитель протирал ветровое стекло и, не отрываясь от своего занятия, гулким басом спросил:

— Кажется, мне послышался чей-то приказ?

Потом, взглянув из-под руки вниз, еще громче удивился:

— А-а-а! Ваше величество! Здрасте! Так что вы там повелели? За песком съездить? Извольте!.. А откуда у вашего величества такой пестрый свитер?

— Бабушка связала. Наглядное пособие по спектру. Смотрите!

Оттолкнувшись левой ногой, Емелька быстро закружился на правой.

— Ну как?

— Поразительно! Белый свитер!

— То-то же! — сказал Емелька, останавливаясь. — Еще немного, и я уговорю бабушку связать мне такие же брюки. Потом в каблук заделаю ролик, буду вращаться быстрее и вообще стану невидимкой.

— Фантазер ты, я вижу.

— Я не фантазер, я факир.

— А я просто дядя Митя, — представился водитель. — Редкое у тебя имя, — добавил он, хитровато улыбаясь.

— Это не имя, а прозвище. Меня в честь деда назвали Емельяном. А отец меня прозвал «факир в джинсах». Но прозвище мне больше нравится. Внимание!..

Емелька вытянул правую руку, разжал пальцы. На ладошке лежали три серых овальных камешка — галька. Он поочередно подбросил камешки, подхватил их и, подув на кулак, раскрыл пустую ладонь. Цапнув пальцами над собой воздух, снова подул на кулак и открыл его. Галька опять лежала на ладони.

— Молодец! С тобой, я вижу, не соскучишься! Ну что ж, лезь в кабину. Помочь?

— Не требуется. Сами с усами.

Емелька влез на высокую подножку, дернул на себя ручку. Дверь не шелохнулась.

— Не справиться, факир? — водитель толкнул дверь изнутри. Емелька проворно влез на мягкое пружинящее сиденье. Камешки один за другим полетели вверх. Почти не глядя, он ловил их и снова посылал вверх.

— Слушай, факир, может, не стоит ехать за песком? Ты это… — Шофер цапнул перед собой воздух и разжал пальцы у своих ног, будто высыпал песок.

— А что, годится! Только вот черпалка маловата. Моей ладонью до морковкиных заморозков придется черпать.

— Ну что же, мудро говоришь, мудро! Раз так, едем за песком.

КрАЗ угрюмо рычал и, казалось, не ехал, а прыгал с кочки на кочку. Пахло соляркой, жалобно скулила плохо подогнанная деталь в кабине. Боковые стекла дядя Митя опустил, но в кабине все равно было душно. Духота назойливо липла к лицу, к спине, сушила язык и губы.

От нечего делать Емелька представил в своих руках рифленую баранку. Вообразил, как он ведет машину, а мимо, плавно покачиваясь, вместе с пятнистой толпой пешеходов, плывут забор Кировского завода, проходная, выгнутые, как антенны радара, здания на Комсомольской площади. Но вот внезапно кто-то сошел на проезжую часть метрах в пятнадцати от носа машины. Емелька крутанул баранку в сторону и с разгону въехал на тротуар, сбив светофор.

Он громко охнул, зажав глаза ладонью.

— Ты чего, факир? — услышал он испуганный голос шофера.

— Дядя Митя, а вдруг КрАЗ испортится и понесет его на столб или еще куда-нибудь?

— Напрасно так думаешь. КрАЗ- умная машина. Водитель не подкачает — и она не подведет.

— Один водитель подкачал, — вздохнул Емелька и хитро глянул на недоумевающего шофера.

Возле Красненького кладбища самосвал повернул направо.

— Дядя Митя, а что это за цветные горы?

— Это уголь на солнце разными цветами сверкает. ТЭЦ на зиму заготовила. А там дальше — склад песка, за которым нас послали. Его на баржах привозят, потом мощные насосы вместе с водой качают на берег. Вода уходит в канал, а песок остается.

КрАЗ встал в очередь за «Татрой». Экскаватор зубатой челюстью ловко поддевал гору песка, поворачивался к машине и, откинув днище, лавиной высыпал песок в машину. Железный гигант двигался быстро и вызывающе громко хохотал выхлопной трубой, словно ему щекотали живот. Неожиданно экскаватор протяжно заохал: «0-о-о-ох!

О-о-ох!» — будто собирался пуститься в пляс. Это машинист подавал сигналы, призывая самосвал подъехать еще ближе.

От первого ковша песка огромный КрАЗ испуганно ухнул, присел, словно изготовился к прыжку. Следующие порции еще ниже придавили самосвал, и он уже только раздраженно вздрагивал, недовольный тяжелой ношей.

Когда ехали обратно, груженая машина уже не прыгала, а тяжело переваливалась с боку на бок и рычала сильнее, чем пустая.