Эдуард Скобелев - Властелин времени

— Удивительно, как много мух на этом корабле.

— Не заметил, госпожа, — Иосиф пожал плечами.

— Кто не гребует, тот не боится бога, — подняв брови, сказала графиня.

— Чего же гребовать? На корабле обычно много протухшей солонины, — ею кормят гребцов. А мухи любят порченое. Они ничего не понимают в поварском искусстве.

— Ты держишься со мною недопустимо вольно. Запомни, гордыня до добра не доводит… Я получила твою записку. За дерзость тебя, конечно, следует крепко высечь… Но я простила, приняв во внимание хороший слог твоего письма… У какого монаха ты учился грамоте?

— Меня учило, моя госпожа, множество учителей. Я окончил девять полных классов средней школы в одном из столичных городов Европы…

Графиня закрыла лицо веером.

— Да ты настоящий шут! Твои слова и поступки порой просто забавны. Ты говоришь, тебя учило несколько учителей, отчего же ты столь невежественен? Ты не умеешь толково отвечать на вопросы, застегиваешься не на все пуговицы и ходишь, запустив руки в карманы. А порою и насвистываешь. Так не держат себя грамотные люди… — Тут она, сколько ни крепилась, не выдержала и расхохоталась… — Вот тебе, шут, шутовской вопрос: много ли чертей могут сесть на кончик иголки, которой вышивают икону?

— Я не верю в силу иконы, моя госпожа. Я не верю в бога. Его нет. Мы хотим, чтобы он был. И было бы, пожалуй, хорошо, если бы он был. Но его нет. Человек сам отвечает за все, что происходит на земле. И ему не на что опереться, кроме как на правду.

Графиня нахмурилась. В серых глазах сверкнули лучики неподдельного гнева.

— Замолчи, несчастный! Тебя надо распять на кресте!.. Кто дает нам правду, если не высшая воля?.. Поднимая руку на бога, еретики хотят сокрушить святое и праведное: священность семейных уз, почтение к отцу, уважение к матери. Они соблазняют на ложь и вероотступничество, зовут губить ближнего, отнимать у бедного и наслаждаться слезою несчастного. Ступай же прочь с глаз, и доколе не прояснится твой разум, затемненный твоими безнравственными учителями, не являйся!

Она поднялась и топнула ножкой.

Раскаиваясь за свой неосмотрительный поступок, Иосиф вышел на шкафут и присел за бухтой аварийного каната. Паруса были безжизненны, море пустынно. Мерно ударяли весла, кокотали куры в клетках, в нос били запахи корабельной кухни — там кок стучал ножом и ругался на всех языках мира.

Казалось, вместе с ветром замерло и остановилось время, — странный уют ощущала душа.

Иосиф подремывал, когда возле него встали два пассажира. Один — массивный, рыжебородый, другой — низенький и щуплый, с длинным носом, торчавшим из-под берета. Они разговаривали вполголоса по-гречески, но Иосиф великолепно понимал их.

— Не трусь, — сказал рыжебородый, отирая лицо шарфом. — Неуч, что дремлет в тени, — слуга венецианской семьи. Он кое-как говорит даже на своем языке. И вообще, все тайные разговоры лучше всего вести на виду у возможных шпионов.

— Зачем ты позвал меня?

— Затем, что ты, дорогой сородич, можешь заработать целое состояние, едва пошевелив пальцем… Что ваши лекарские ухищрения в сравнении с этим умением — заставлять золото течь струйкой, поковыривая в носу!

— Короче!

— Слыхал ли ты что-нибудь про людей, которые покупают место на корабле для того, чтобы корабль никогда не пришел в порт назначения?

— Что ты имеешь в виду? И отчего столь многозначительно рассмеялся? Уж не хочешь ли ты сказать, что наш корабль обречен? — обеспокоился носатый.

— Есть замечательное изречение, господин эскулап: «Мир желает быть обманутым. Что ж, пусть его обманывают!» Слова слетели с уст Ромула Августула, последнего римского императора, когда он узнал, что его окружение подкуплено и готово предаться врагам. Император невзначай выразил великую тайну: нельзя строить храм из дерева, если оно источено червями.

— Ты слишком обстоятелен, — сказал носатый. — Давай же, говори о сути, не тяни!

— Успеется. Видишь, корабль снова дрейфует? Гребцы выбились из сил и требуют отдыха. Скотина должна получать отдых, иначе с нее ни шерсти, ни мяса… Так вот, дружище, корабль на рассвете станет добычей пиратов. Это так же верно, как то, что ты следуешь в Калабрию, везя рекомендательное письмо от известного проходимца, и надеешься получить место княжеского лекаря.

Носатый покачал головой.

— Доносчики тебе не солгали. Если корабль захватят пираты, я никуда не попаду!

— Испугался. Зря. Как раз только тогда ты и попадешь прямиком к своему князю…

Иосиф внимательно прислушивался к беседе заговорщиков. Он догадывался, что оба этих человека — недобрые, корыстолюбивые, лживые, и все различия между ними — один побаивается идти на преступление, а другой — подбивает на него.

— Что я должен сделать?

— Почти ничего, и куча денег — твоя. Клянусь самой страшной клятвой… Сейчас мы оба пойдем к капитану, и я стану говорить. При этом временами буду обращаться к тебе. Твоя задача — важно кивать, полагаясь во всем на меня. Понял?.. Смотри же, не подведи, я умею мстить не менее щедро, чем благодарить за услуги!..

Они пошли на ют. Иосиф незаметно последовал за ними. Окно капитанской каюты было растворено настежь, он подобрался к окну, спрятавшись под трап, который вел к гафелю бизань-мачты.

— Что угодно господам? — послышался голос капитана, человека довольно пожилого, опытного, участвовавшего, говорят, даже в кругосветном плавании.

— Господин капитан, — нагло сказал рыжебородый, — беседа у нас очень важная, и ставка в беседе — наши жизни. Ваша жизнь и наши жизни.

— Что это значит? Вы, кажется, угрожаете?

— Не угрожаем, почтеннейший, вы сами угрожаете себе слишком громким голосом. Если в каюту постучат люди, я тотчас разобью здесь эту колбу. Вот она. В колбе экскременты человека, в муках скончавшегося от черной чумы. Видите?.. Завтра, на рассвете, корабль будет захвачен пиратами алжирского эмира Барбароссы. Я уполномочен сообщить, что вы окружены… Человек храбрый, верный долгу, вы постараетесь сражаться, не зная, что половина команды уже вам изменила…

— Не может быть! — вскричал потрясенный капитан. — Барбаросса — жалкий самозванец, негодяй, которого терпит господь только в наказание за наши грехи! Его место на виселице! Если он посмеет напасть на меня даже тремя кораблями, я сумею отбиться!.. Он и его челядь, разбойники из бывших ростовщиков и лавочников, погубили десятки тысяч европейцев. Они топили в море и резали на части самых благородных испанцев, мстя за изгнание гнусного племени обманщиков и фарисеев из пределов нашей земли. Барбаросса собственноручно задушил Салима, законного алжирского эмира. И я ему уступлю? О нет, господа! Вы пришли с негодной миссией, и вам придется оправдать себя по суду за угрозы!