Эдуард Скобелев - Властелин времени

— Вступив в переговоры с офицерами, рыжебородый напоил их всех вином. Они распевают песни, не соображая, что происходит!

— Пьянство офицеров — не наше дело!..

Старик гнал прочь Иосифа, но Иосиф не уходил, и тогда граф, осерчав, швырнул в него своим сапогом. Сапог попал в спину.

Подумав о кроткой Анне, дочери графа, Иосиф сдержал гнев.

— Хозяин, вы крепко пожалеете о том, что не послушались верного слуги!

Старик встал, проклиная подлый люд всего мира, велел себя одеть и только тогда направился к капитану.

Но уже было поздно: по палубе ходили вооруженные каторжники.

— Назад! — один из них замахнулся саблей. — Есть приказ: никому не выходить из кают!

— Гнусный сброд, — осерчал граф, — что вы здесь надумали? Мне нужно немедля к капитану!

— Послушай, ты, — прервал его бандит, сплевывая на сапоги графа. — Время твоей власти истекло! Корабль принадлежит пиратам! И если ты вздумаешь перечить, я отсеку твой самонадеянный кочан!

— Мерзавец! — вне себя вскричал граф. — Клянусь честью, я повешу того, кто забыл, что на божьей земле есть божьи законы!

— На божьей земле нет божьих законов, — грязно выругавшись, сказал другой каторжник. — О тех, что придуманы для бессильного человека, мы поговорим завтра!..

Граф сник и тотчас ретировался в свою каюту, а Иосиф вновь выскользнул на палубу.

«Власть рыжебородого уже обеспечена: люди сцепились друг с другом, позабыв, кто дергает их за веревочку, — подумал Иосиф. — Один и тот же спектакль разыгрывается повсюду и — странное дело — всегда с успехом…»

Возле сторожевого фонаря каторжники играли в кости. Не привыкшие к несению службы, они отвлекались, к тому же были сильно пьяны, так что пробраться мимо них не составило большого труда.

В камбузе горел свет. За столом сидели рыжебородый и его приятель. Перед ними горкой валялись кости.

— А хороша курица, — утирая жирные губы, по-гречески говорил рыжебородый. — Этот капитан — настоящий гурман. Но отныне мы с ним поменялись ролями, не правда ли?.. Слушай, ты мне понравился, эскулап, зачем тебе ехать в далекую провинцию, чтобы там, изнывая от скуки, очищать кошельки местной знати? Давай со мной!.. Не прометнешься. Будешь резать конечности пиратам, иногда — лечить атаманов.

— Я даю, в основном, психологические сеансы, резать я не умею, — уклончиво заметил носатый.

— Все шельмы называют себя психологами, — захохотал рыжебородый. — Но меня не проведешь, у меня нюх на шарлатанов!.. Черт с тобой, шарлатань себе на здоровье!.. Главное тут — не подавать виду, что чего-то не знаешь. Человек — бестия, где ничего заранее не предскажешь. Ты режь, и пусть кровь хлещет фонтаном. Подохнет, так подохнет, а выздоровеет — тебе слава… Конечно, ни я, ни другие из наших не будут пользоваться твоим ремеслом, а шантрапа — турки и прочие — какая разница, будут они жить или подохнут?.. Послушай меня, со временем ты станешь тоже великим человеком и прославишь наш род. Надо прославлять наш род, это копилка нашего духа. Прославлять наш и топтать чужие. Чем ниже они, тем выше мы. Запомни: враги — все, кто не стоит перед нами на коленях. Но и тот, кто стоит, но может встать, — тоже враг!

— Ты владеешь тончайшей наукой, о которой я только кое-что слыхал, да и то краем уха, — похвалил носатый.

— Это великая наука, и я приобщу тебя к ней!.. Усердный единомышленник — для него мы ничего не пожалеем! Но он должен отработать, отблагодарить… Хороша была курица с сушеною грушей, ай, хороша!.. Запомни, главное — убедить всех в том, что ты хочешь того же, что и они, навязать им свою опеку, тогда из них можно вить веревки… Еще несколько часов назад мы были с тобой зачуханными пассажирами зачуханной посудины, а теперь! Теперь мы ее полновластные хозяева, и те, кто вообще-то сильнее нас, кланяются нам и заискивают перед нами. Вот доказательство возможностей нашей науки… Да здравствует наука! Пей и не грусти. Все будет так, как начертано на скрижалях. Надо уметь брать за горло. С испанцами надо быть испанцем, с турками — турком, оставаясь самим собой… Дураки убеждены: кто говорит на их языке, тот выражает их интересы. Это одно из замечательнейших заблуждений каждого племени, особенно племени бедного, униженного, раздираемого противоречиями. Мы должны сеять противоречия. Чем гуще, тем лучше… Видишь, мы тут попиваем самое сладкое винцо, а они караулят друг друга и убивают друг друга, чтобы услужить нам, не имеющим пока другого оружия, кроме ловкости своего ума. Мы платим им их же имуществом — вот мудрость!

Потирая руки, рыжебородый вновь наполнил медные кружки.

— Так и надо: их руками — наши дела. Но тут многое нужно знать и над многим работать. Нужно вкладывать мозги и деньги, чтобы получить с прибылью и то и другое… Главное — поощрять, умножать между остолопами неравенство, это создает напряженность в отношениях между ними, а она для нас выгодна, ее можно использовать. Опираться надо на тех, кто не хочет работать.

— Люди трудолюбивы, — сказал носатый. — Они прекрасно знают, что только труд уберегает их от голодной смерти и полной нищеты.

— Э-э, — запротестовал рыжебородый, — все делается просто, если знаешь свойства этих бестий. Самый прилежный пахарь, если его дважды накормить и напоить досыта за участие в самой обыкновенной драке, уже никогда не возьмется за соху… Важно вовремя соблазнить. Обывателя — позволив ему оскорблять власть и красть чужое, раба — пообещав свободу, ученого и поэта — наградив незаслуженным венком славы, женщину — дорогим подарком… Отчего все красотки гарема продажны? Оттого, что отвыкли работать и радостью считают не хлопоты по дому, не детей, а благоволение самодовольного петуха, который может посыпать золотые зернышки, а может и не посыпать… Вера в бога сильна там, где человек каждодневно трудится, а где не трудится, ловит более слабого, чтобы нажиться на нем, вера никому не интересна. — Рыжебородый опять захохотал. Он нравился себе и не скрывал этого.

В камбуз заглянул один из каторжников.

— Господин старший, — сказал он по-испански, смущаясь оттого, что босоног, грязен, одет в рвань и вынужден тревожить своих освободителей. — Там капитан просит выпустить его для отправления нужды. И наши товарищи-гребцы спрашивают, когда с них снимут цепи.

— Бездельник, — по-испански отвечал рыжебородый, принимая важную позу, — разве ты ослеп и не видишь, что твои командиры совещаются? Передай ребятам: не робеть! Эту последнюю ночь пусть поспят у своих весел. Так надо. А завтра мы постелем для них в хозяйских опочивальнях. Капитану же велите помалкивать. Чтоб ни единого звука, не то лишится головы еще до восхода солнца! Понял, малыш?

И «малыш», верзила под два метра, вытянулся перед проходимцем, униженно ощерив гнилые зубы.