Жозеп Бадаль - Истории Дядюшки Дуба. Книга 1. Встреча

Рокалио был влиятельным человеком. Нос его напоминал клюв, а лицо выглядело измождённым от постоянно терзавшего его голода. Блюда, которые ему подавали, были изысканны и обильны, но голод не был связан ни с едой, ни с питьём. Рокалио жаждал господства. С каждым вздохом он стремился получить больше и больше власти. Любой: над людьми, предметами, явлениями.

Всякое его приказание исполнялось тотчас же. Сам герцог Флорентийский слушался и повиновался ему. Так, однажды Рокалио взбрело в голову завести собственную армию. Она получила имя «Тридцать огров Рокалио». Конечно, ограми солдаты его не были — по крайней мере, некоторые. Но все как один оказались дикими, грязными, шумными и свирепыми, к тому же огромного роста. Всё это льстило Рокалио, который отлично знал: страх — главное условие власти. «Боятся — значит уважают», — не раз повторял он, посмеиваясь.

Слухи о Винченцо и Винченце дошли до Рокалио. Неизвестно почему он воспылал к ним отчаянной ненавистью. Подобное случается и в природе: одни животные рождаются, чтобы охотиться, и думают только о том, чтобы догонять, хватать и терзать других. Дело в том, что кардинал был человеком крошечного роста, его писклявый голосок напоминал звук тростниковой флейты, а лицо казалось серым и невыразительным. Сам он петь не умел и терпеть не мог, когда поют другие. Искусство, существующее исключительно для того, чтобы дарить радость, с раннего детства вызывало в нём отвращение. Танец казался ему кривлянием, музыка — бессмысленным сотрясанием воздуха, от живописи его тошнило, литературу он воспринимал как пустую трату времени, не имеющую ни малейшего отношения к реальной жизни. Единственным доступным его пониманию видом деятельности были приказы, которые безоговорочно выполнялись, и подчинение других людей своей воле.

В тот день, когда Винченца сказала Винченцо, что беременна, один из огров как раз вышел из кардинальского дворца. У него было с собой письмо, адресованное молодым супругам.

Открыв дверь и увидев перед собой кардинальского огра, Винченца онемела от ужаса. Маленький чайник — в полдень она обычно заваривала травяной чай — выпал у неё из рук и с грохотом покатился по полу. Огр заговорил. Его манера произносить слова больше смахивала на собачий лай, чем на человеческую речь.

— Письмо… от кардинала! У-у-у… Рокалио! Слушать сюда! Слушаться кардинала Рокалио!

Внезапно он осклабился. Ему понравилось лицо Винченцы, особенно ужас, отразившийся в её глазах. Он перешагнул порог и оказался в маленькой прихожей.

— Винченцо! — позвала на помощь женщина.

Муж тут же явился на её зов из дальних покоев дома.

В письме же было вот что:

«По приказу Его Святейшества кардинала Рокалио:

Петь как ангелы имеют право только ангелы.

Из надёжных источников Моему Святейшеству стало известно, что колдуны Винченцо и Винченца используют запрещённые заклинания, чтобы подражать самому чарующему пению, какое только можно вообразить, а именно пению небесных созданий. Приговариваю упомянутых колдунов Винченцо и Винченцу к изгнанию из нашего почтенного города Флоренции.

Они обязаны покинуть город сегодня не позднее полуночи, ни с кем не прощаясь и в глубочайшей тайне. Если ослушаются приказа, попытаются связаться с кем-либо из родственников, знакомых или поклонников либо если их кто-то увидит, приказываю моей личной гвардии задержать их вместе с лицом, осмелившимся с ними заговорить, и заточить в самую тёмную камеру моих подземелий.

Нет музыки слаще, чем молчание закрытого рта.

Воистину милость Моего Святейшества не знает границ. Преступникам всего лишь надлежит покинуть город, я не повелеваю ни упрятать их в тюрьму, ни сжечь на костре, ни четвертовать, как обычно поступают с колдунами и ведьмами, поскольку убеждён, что всепрощение — это добродетель, которую надлежит практиковать ежедневно.

Ступайте же на все четыре стороны. И чтобы я вас никогда больше не видел, дети дьявола, лжи и зла.

Будьте вы прокляты до скончания веков».

Никаких других объяснений в письме не было.

— За что? За что? — спрашивали друг друга Винченцо и Винченца. — Неужели мы не имеем права даже попрощаться с родными?

Но на город уже опускалась ночь. Близился час изгнания.

Взошёл месяц и спрятался за облаками.

Довольный кардинал Рокалио потирал руки. Как удачно он всё придумал: взять и выкинуть из города ненавистных Винченцо и Винченцу, запретить попрощаться с друзьями и в последний раз повидать тринадцать кузенов и кузин, живших во Флоренции… Не это ли истинный шедевр властолюбия и злорадства! Два огра из личной гвардии кардинала караулили возле дома, где жили певцы, чтобы выставить их вон из города, прежде чем рассветёт.

Винченца рыдала, любуясь в последний раз розовой геранью, которая цвела на окне её крошечной кухни. Винченцо торопливо упаковывал ноты, портреты родителей, флейту Винченцы, свою скрипку, немного хлеба и сыра в дорогу, два шерстяных шарфа, чтобы укутывать шею в холодную зиму: как известно, горло — самое уязвимое место певцов.

— Там, перед крыльцом, нас ждут два огра, — всхлипнула Винченца.

— Как больно уходить не попрощавшись! — воскликнул Винченцо.

И тут произошло одно из тех незначительных на первый взгляд событий, которые способны изменить судьбу человека — или даже многих людей.

Винченцо и Винченца прилегли отдохнуть перед дальней дорогой. Они лежали прямо напротив открытого окна. На подоконник сел соловей и принялся чистить пёрышки. Потом он заметил Винченцо и Винченцу, вытянул шейку и запел нежным, чистым голоском.

Супруги слушали его, забыв обо всём. Даже месяц, воровато выглядывая из-за туч, казалось, светил ярче.

— Надо же, — прошептал Винченцо. — Эта птичка не испугалась и прилетела с нами проститься.

Винченца взглянула на мужа. Глаза её вспыхнули.

— Я придумала, любовь моя! — воскликнула она. — Я знаю, как мы попрощаемся с родственниками, друзьями, Флоренцией, где прожили всю жизнь! Весь город узнает, что сделал кардинал Рокалио.

— И как же, радость моя? По-моему, ты переживаешь даже больше, чем я.

— Нам нужно спеть! Это всё, что мы умеем. Давай споём что-нибудь прямо сейчас!

Винченцо закрыл глаза и кивнул:

— Бежим, скорее! У меня есть идея!

Они взвалили на плечи дорожные сумки и неслышно покинули дом через заднюю дверь. В это время огры спорили у парадного входа: один утверждал, что птица, которая только что пела, была на самом деле прудовой квакшей, другой — что это была девушка.

Охваченные страхом, Винченцо и Винченца петляли по лабиринту флорентийских улочек и наконец поднялись на площадь Микеланджело, откуда открывался вид на весь город — сады, дворцы, старый мост через реку Арно, домишки, где жили их друзья.