Астрид Линдгрен - Расмус-бродяга. Расмус, Понтус и Глупыш. Солнечная Полянка

— Да, да, — нетерпеливо оборвала его Берта, — а как было с мальчишками?

— Погоди немного, — сказал Альфредо, — понимаешь, милая Берта, когда обе ноги у меня затекли и я подумал, што, сколько бы «бумов» ни было, я сейшас же выползаю из-под стола, как вижу вдруг, што эти двое маленьких шалопаев-мальшишек входят в комнату, где как раз мы…

У Берты был такой вид, словно по телу ее ползали муравьи, и от ужаса она то и дело разевала рот.

— Да, просто кошмар, — подтвердил Эрнст, — и мне это, черт побери, жутко не нравится. У них был с собой даже карманный фонарик, которым они светили. У-у, сопляки!

Альфредо озабоченно покачал головой.

— Да, я впал в такое отшаяние там, под столом, — сказал он. — «Такие молодые маленькие шалопаи-мальшишки, — думал я, — а уже вступили на путь преступления, ништожные похитители серебра», — думал я… А тут еще мои ноги совсем затекли!

Эрнст с задумчивым видом ковырял в носу:

— Странно! Не понимаю, что они там делали. Ведь не за нами же они охотились, да и не за серебром.

— Бараньи вы головы! — сказала Берта. — Ясное дело, они видели, как вы забрались в дом, а потом пошли за вами.

— Нет, Берта, — возразил ей Альфредо, — они нас не видели, хотя можно подумать, что эти навозные мухи шуют меня на расстоянии многих миль.

Эрнст продолжал:

— Я прокрался за ними. Они были наверху, в одной из спален, бог знает что они там делали! Я стоял, подглядывая за ними сквозь дверную щелку, и тут они вылезли через окно на лестницу и исчезли.

— Прямо в полицию, я уверена, — сказала Берта, зловеще кивнув.

Но тут Альфредо ударил кулаком по столу:

— Прикуси свой поганый язык, Берта! Не пугай Эрнста, ты ведь знаешь, што нервы у него слабые! Подай нам кофе и молши.

Берта замолчала. Она послушно сняла кофейник со спиртовки, налила им кофе в большие алые чашки и поставила на стол булочки. Когда они вот так, словно в гостях, сидели у стола за чашкой кофе, у всей этой троицы был какой-то по-настоящему уютный вид. Берта, похоже, была из тех женщин, которые любят, когда вокруг красиво! На нарах лежали клетчатые покрывала, а на столе в маленькой уродливой вазочке стояла сирень. Но вдруг Альфредо сунул руку в кучу серебра и выудил оттуда большой кувшин с крышкой.

— Вот, Берта, это более подходящий горшок для цветов, — сказал он.

Вытащив сирень из вазочки, он быстро сунул ее в серебряный кувшин. А затем, преисполненный блаженства, стал смотреть на него.

— Подумать только, глаза мои сподобились узреть этот кувшин! Какое сшастье для старого похитителя серебра!

Но Эрнст нервничал:

— Давайте сложим все в мешок и уйдем отсюда прежде, чем весь город проснется. Здесь нам его не спрятать!

— Нет, Боже сохрани, — сказала Берта, словно отбиваясь от кого-то обеими руками. — Здесь полицейские завтра же наверняка устроят облаву.

— Да, эти полицейские ищейки всегда являются в Тиволи, шуть што мало-мальски слушается, — сказал Альфредо и взял еще одну булочку. — Они вешно думают, што кто-то из Тиволи замешан, — с оскорбленным видом добавил он.

Эрнст злобно ухмыльнулся.

— Бывает, что они думают это не зря, — сказал он и нервно продолжил: — Надо спрятать серебро в надежное место, пока завтра не явится антиквар по прозвищу Акула. — Он начал укладывать серебро в мешок. — Мне не нравится, что надо ждать аж до завтрашнего вечера… черт возьми, как мне это не нравится, но он, антиквар, эта прожорливая Акула, не может раньше.

Альфредо продолжал спокойно макать булочку и кофе.

— У тебя нервы слабые, Эрнст, такого с тобой раньше не было. Ruhig, мы, пожалуй, найдем тайник…

— Где? У тебя есть какое-нибудь предложение?

Альфредо задумчиво почесал за ухом:

— Да как сказать! Как по-твоему, милая Берта? У тебя ведь сестра в этом городе?

Берта энергично кивнула:

— В погребе у моей сестры, что вы на это скажете?

— В погребе у твоей сестры? — недоверчиво переспросил Эрнст. — А потом твоя сестра попрется в погреб за картошкой и все обнаружит!

Берта злобно посмотрела на него своими водянистыми голубыми глазами и фыркнула:

— Представь себе, что не попрется! Она лежит в больнице со сломанной ногой, вот где моя сестра!

Нельзя сказать, что вид у Альфредо был чрезмерно участливым, наоборот, он щурился, явно довольный таким обстоятельством.

— Да, твоя милая бедняжка сестра, она сломала ногу… и вдобавок — правую! Она не сможет пойти в погреб даже за одной-единственной маленькой картошиной.

Эрнст переводил взгляд с Альфредо на Берту и с Берты на Альфредо. Взгляд у него был по-прежнему подозрительный.

— Мне это не нравится, — сказал он. — Ведь тут есть и такие, кто ног не ломал…

— Понимаю, тебя это огорчает, — язвительно сказала Берта. — Да по мне, прячь мешок куда хочешь. Но вообще-то у меня ключ от погреба, я буду брать там понемножку сок и носить в больницу. Но лучше спрячь мешок ты, тебе ведь лучше знать, куда прятать краденое!

— Успокойся, Берта! — сказал Эрнст. — Хорошо, спрячем в погребе. Но оба уясните себе одно: я запломбирую этот мешок… понятно? Запечатаю мешок свинцовой пломбой, и эта свинцовая пломба должна быть на месте, когда мы передадим мешок антиквару Акуле завтра вечером… понятно?

Берта с ненавистью взглянула на него:

— Ты мелкий поганый тип, понятно? Ты что, не доверяешь Альфредо и мне?

Но Альфредо спокойно помахал своей булочкой:

— Ты закусишь наконец свой поганый язык, Берга? Доверие, пожалуй, хорошо, но свинцовые пломбы еще лучше — так всегда говорила моя мамошка. — Он повернулся к Эрнсту. — Можешь разукрасить весь мешок свинцовыми пломбами, если хошешь. Завтра вешером явится антиквар Акула, и тогда все эти пломбы полетят. Боже, сжалься надо мной, но на сей раз ему придется раскошелиться!

Эрнст согласно кивнул:

— Придется, да! Не будет так, как в последний раз, когда он скупил у нас все барахло за бесценок, а потом продавал в своей антикварной лавке в десять раз дороже. — Он обеспокоенно посмотрел на ручные часы. — Уже больше трех. Если мы хотим успеть все это перенести, надо начинать немедленно! Где у твоей сестры погреб?

Теперь, теперь пора было перейти в безопасное место. Они могли залезть в кусты сирени и там спрягаться. Ведь воры в любую минуту могут выйти из фургона. «Быстрее, — думал Расмус. — Быстрее! Что теперь делать? Ага… Понтус тихонько пойдет за ними и последит, а я побегу за папой!»

Но случилось нечто совсем другое.

Вся Вшивая горка была погружена в сон. В маленьких фургонах никто не бодрствовал, никто, кроме тех троих в зеленом фургоне Альфредо среди кустов сирени. Был ранний час восхода солнца, и никогда не бывает так тихо, как в это время, так тихо и мирно. И в этой мирной тишине раздался вдруг громкий, веселый, задорный собачий лай. Лаял очень веселый маленький песик… Да и как ему было не веселиться, если он нашел своего хозяина и наконец-то настало утро!