Роберт Адамс - Охотники за привидениями и машина времени

Три улицы пересекались ровными, но не такими длинными переулками. Этот набор совершенно равных по площади, форме и архитектуре кварталов и составлял весь город. Жилые помещения находились снаружи, вдоль двух боковых улиц. Вдоль центральной располагались здания, похожие на общественные учреждения. Позже охотники выяснили, что это учебные классы. Таким образом, весь город и являлся, собственно, Школой.

Особая секретность этого места, о которой говорил генеральный канцлер, подчеркивалась высоченным, примерно в три роста Пита, забором, опоясавшим скучный город со всех четырех сторон.

Однако в центре города все же была площадь длиной в три и шириной в один квартал. Когда охотники вышли на нее, Джанин ахнула от удивления, сильно сжав локоть ближайшего к ней спутника. Чуть в стороне от центра над площадью почти парил собор – точная копия собора Омни в Нью-Йорке. Единственная разница между этими зданиями была слабо заметна невооруженному глазу. Собор на Марсе слегка поблескивал, будто был сделан из матового камня, впитавшего в себя весь скудный свет той части Марса, где всегда царит ночь.

– Поздравляю, – прошептал Уинстон, завороженно глядя на здание. – Мы попали в самую точку.

– Если бы мы еще знали, что с этой точкой делать, – ответил Рэйман.

– Надеюсь, очень скоро узнаем, – оптимистично заявил Игон.

– Наверняка, между этим и нашим собором существует связь, – предположил Рэйман.

– Наверняка, не случайно они похожи как две капли воды.

– Пит, а ведь, возможно, именно на этом месте и начинается канал телепортации духов на Землю?

– Да, Уин, думаю, ты прав.

– Надо выследить, когда именно этот канал открывается?

– И как долго работает...

– А мне жутковато, – прошептала Джанин, все еще не отпуская руку Рэймана. – Мне кажется, что это или дурной сон, или в мире все перевернулось шиворот-навыворот.

– Джанин, ты не далека от истины, – Питер внимательно смотрел на знакомые очертания взметнувшегося в черное небо шпиля. – Через какое- то время тебе и вправду покажется, что это был лишь сон и, согласен, далеко не самый приятный. Ну, а что касается переворачивания всего мира с ног на голову, так не забывай, что обычно Марс у тебя над головой, а сейчас под ногами – там, где должна быть Земля. А Земля, наоборот, над головой, как раз на месте Марса.

Такое замечание Питера развеселило всю группу. Охотники заулыбались, расслабились и решили отдохнуть перед неизвестностью завтрашнего дня. Тем более, что ни в соборе, ни в самом городе больше ничего не привлекло их внимания. Собор казался мертвым, с улиц исчезли последние праздно шатающиеся «ученики».

Все три категории проживающего в пределах Школьного города народа сильно отличались друг от друга. Ученики казались растерянными, сжатыми в нервный комок. Глаза их постоянно бегали. Ни один ученик не смотрел прямо в лицо тому, кто проходил или стоял рядом. Форма у них у всех была совершенно одинаковая, поэтому даже при разительном отличии лиц, а у некоторых – морд все ученики выглядели как близнецы.

Это особенно огорчало Джанин. Ей не нравилось, что ее мужественные товарищи выглядят так же, как бурые, слизкие или мохнатые, горбатые или пузатые так называемые ученики Школы особо секретной важности. Еще противнее ей было чувствовать, что и сама она не сильно выделяется из этой массы чудищ.

Учителя носили ту одежду, которая им нравилась. Вообще они обладали всеми признаками членов элитного общества и позволяли себе все, что хотели. Казалось, законов для них не существовало. Единственное, чего нельзя было делать учителям, – это собственноручно наказывать учеников и причинять им разного рода физические увечья. Такое правило существовало потому, что администрация, во-первых, боялась вызвать недовольство учащихся, ведь они, как известно, были не из мягкотелой интеллигенции. Во-вторых, администрация берегла каждый экземпляр будущих вредителей на Земле, ведь чем их больше, тем значительнее успех. В-третьих, вредители нужны были здоровые и подвижные, а физические несовершенства уменьшали их потенциальные возможности.

Охранники были высокие молчаливые создания черного цвета. У них не было ни волос, ни носа, ни рта. Зато глаза их светились холодным голубым светом, если охранник смотрел прямо на тебя, и зеленым, если он отводил взгляд в сторону.

По глазам охранника можно было определить степень его встревоженности, доверия, ярости. В первом случае в глазах появлялись оранжевые крапинки. Чем больше нервничал охранник, тем отчетливее, гуще и интенсивнее становился поток крапинок.

Во втором случае глаза охранника сильно бледнели. В стадии совершенного спокойствия и доверия к ученику глаза черных чудовищ оставались практически белыми, лишь со слабым голубым или зеленоватым оттенком.

Если охранник приходил в бешенство или готовился принять меры к наведению порядка, его глаза вспыхивали ярко-желтым светом, переливающимся в оранжевый, красный и опять в желтый. Зрелище это было и красивое, и жуткое одновременно. К счастью, беспорядков в городе почти не было, потому что ученики или старались быть хорошими, или боялись быть плохими.

При встрече поздним вечером с четырьмя новобранцами мужского рода и одним новобранцем женского рода глаза трех охранников заискрились оранжевыми блестками. Джанин привлекло это зрелище, и она застыла в удивлении. Уинстон одернул Джанин, потому что глаза первого из охранников из голубовато-зеленых в крапинку превратились в ярко-желтые, что предрекало беду.

Если с охранниками все закончилось благополучно, то кучка учителей заставила охотников поволноваться всерьез.

Одному господину, с кожи которого стекали струи подсолнечного масла, вместо ступней на ногах и кистей на руках были свиные копыта, вместо рта – огромная устрица, а вместо носа – румяная поджаренная сарделька, понравилась Джанин. Он решил, что для благополучного окончания вечера не мешает подцепить девушку.

Охотники не знали, что предпринять, когда гастрономический коллаж, раскинув руки, стал преграждать им дорогу, приближаясь к Джанин. Джанин чуть не упала в обморок.

Все закончилось благополучно благодаря одному-единственному правилу, которое учителя не могли нарушать, если не желали перейти в разряд учеников и поселиться в одном из бараков.

Видя, что новобранец женского рода не желает присоединиться к их товарищу, все остальные учителя бросились усмирять пыл гастрономического субъекта.

– Нельзя! – пытался объяснить ему кто-то.

– А я буду! – настаивал толстяк.

– Тогда, пампушка, прощайся с усладами жизни, – повиснув у него на руке, внушал другой.

– Ты, дурак, не лезь, куда не приглашают, – посоветовал третий.