Альберт Иванов - Опасные странствия Хомы и Суслика

Шёл и приподнято размышлял: «А всё-та-ки неплохо - отдыхать. Все тебя привечают. И что интересно. Не просто так, а из-за простого заклинания, которое я вдруг случайно вспомнил. Раз-два, и готово. Пожалуй, долго отдыхать буду. Не один день».

Пришёл он к Ежу. Сел за стол, не здороваясь, локти положил. И широко улыбается:

- А ты меня чем на завтрак порадуешь? Только абы что не подавай, а самое вкусное! Меня Суслик и Заяц до отвала накормили.

А сам предвкушает: «В случае чего, я старину Ежа на счёт «три» достану».

- Ну, чего ждёшь? - не вытерпел он.

- Что?! - внезапно вскричал Ёж. - А ну вон, невежа! Считаю до трёх. Рраз!

- Ой-ёй-ёй! - выскочил из-за стола Хома.

- Два!

- Ай-яй-яй! - бросился Хома к двери.

- Два с половиной! - настиг его у выхода грозный голос Ежа.

Хома - дёру. Бежал и кричал:

- Ой, не надо! Ай, не надо! Когда до трёх считают, я и упасть могу!

А впрочем, никто уже Хому не слышал. Кроме той глупой Вороны. Она на тропинке сидела. И он её с ходу чуть не опрокинул.

- Рротозей! - крикнула Ворона вдогонку. - Бездельник!

Взял-то он старт стремительно, а к себе шагом приплёлся, ротозей и бездельник. Ел в это утро много. Тяжело бегать. Очень.

Закрылся в своей норе. Переживает: «Опередил меня старина Ёж. Нужно было сразу до трёх считать!..»

А затем успокоился: «Незачем было к нему ходить. Я и так сыт по горло. Сейчас и полежать не вредно».

И проспал весь день.

Зато потом всю ночь не спал. Возможно, ещё и от голода. Два завтрака, даже обильных, не заменят приличные завтрак, обед и ужин. А он в тот день не трудился: на полках хоть шаром покати!

Так что отдых, понял он наконец на себе самом, заслужить надо. А не то придёшь вот так, ни с того ни с сего, в гости, а хозяин внезапно считать начнёт: «Раз! Два!..» Страшное дело. Особенно если «три!» наготове.

Испытано.

Лучше уж самому, без отдыха, еду найти. На ночь плотно поесть. И спать себе спокойно. Бессчётно.

Странно. А почему всё-таки жутко становится, когда тебе говорят: «Считаю до трёх!»?

Шутить все любят. Но не все умеют. Хома умел. Уметь - от слова «ум». И умение шутить - это как ум: либо он есть, либо нет. И не будет.

Шутки бывают всякие. Прежде всего физические и словесные.

Если кому-то сливой в лоб угодить - шутка, ясно, физическая. Сразу заметно действие. Шишка вскочит! А вот умного балбесом назвать - шутка словесная, если тебе физической шуткой не ответят.

Шутки делятся на удачные и пустые, смешные и злые, тонкие и глупые. И ещё охотничьи. Про охотников.

Самая сильная шутка - правдивая. Без вранья. Скажешь иногда о ком-то правду, все обхохочутся. Особенно в дружной компании. Подумают, шутишь.

Хома, тот не очень словесные шутки любил. Он обожал действенные, физические. Те, от которых с ног падают. Или с табуретки. Надо только постараться.

Смешно ещё выходит, когда подножку кому-то поставишь. А то и в воду столкнёшь. В холодную. Но не в колодец. Иначе сам и вытаскивай, с неподъёмной глубины. А это уже не смешно.

И золотое правило: никогда при других над самим собой не шути. Не поймут.

Весело с шутками жить. Но, как ни странно, шутки порой до добра не доводят. Даже очень смешные. Хома в этом лишний раз убедился.

Подкараулил он Суслика. Тёмным вечером.

- У! - рявкнул у него над ухом. Суслик - в обморок.

- Шучу, - засмеялся Хома, когда тот очнулся.

- У! - выскочил он ночью из кустов на Зайца. Заяц без чувств повалился. Плашмя.

- Шучу, - засмеялся Хома, когда Заяц пришёл в себя.

- У! - выпалил Хома во тьме старине Ежу. Во всю глотку.

У Ежа чуть иголки не осыпались.

- Шучу, - рассмеялся Хома. - Шучу.

- В следующий раз тебе Медведь «у!» скажет, - пообещал Ёж, не понимавший шуток.

Но не пожаловался Медведю. Среди друзей не принято. Да и засмеял бы его Медведь. Он сам большой, даже громадный шутник.

Недавно Медведь пришлого Кабана разыграл. Кабан, как обычно, жёлуди раскапывал. А Медведь подкрался на цыпочках. И незаметно привязал к его закрученному хвостику консервную банку. С гайками внутри.

Вот смеху-то было, когда, гремя гайками, Кабан понёсся домой!

Нет, не пожаловался старина Ёж Медведю. А тайно встретился с Зайцем и Сусликом. И решили они Хому проучить.

Шёл как-то Хома, озираясь, с Дальнего поля ночью. Горох за щеками нёс.

- У!!! - гаркнули втроём Суслик, Заяц и Ёж, выскочив из-за дерева.

Что там Хома, если даже Лиса, сидевшая в засаде поблизости, сознание потеряла!

Отнесли друзья Хому в нору.

Говорить он не мог: с перепугу весь горох враз проглотил. А у него в защёчных кладовоч-ках ой сколько было! Пуд не пуд, а много!

Горох горохом, а Хома ещё и глазами бессмысленно вращал. Пришлось ему ковшик холодной воды на голову вылить. Испытанное ежиное средство.

- Что… это… было? - наконец-то пришёл в себя Хома. - Шутили, да? - жалобно спросил он. Догадался. Умный.

- Нет, не шутили, - ответили друзья. - Мы всерьёз, чтобы больше так не шутил.

- Не буду, - ошалело заверил Хома.

А они как расхохочутся! До слёз. Шуток не понимает!

Так что, когда шутить вздумаешь, сначала подумать надо. Вдруг и сам смешным окажешься.

А вообще-то неплохая шутка была. «У!» И словесная, и физическая. Одновременно.

Бывает.

Правильно говорил Суслик:

- Не срывай на мне зло, Хома!

Хома иногда бывал груб с друзьями. А насчёт того, чтобы зло срывать… Суслик однажды и сам попросил об этом, когда оступился на краю обрыва и свалился в колючки.

Вылез весь в репьях. И кричит плаксиво Хоме:

- Чего стоишь? Срывай с меня злые колючки!

- А говорил: «Не срывай на мне зло!» - рассмеялся Хома.

Ну это так, шутка. Дружеская. А друзья-то нешуточно обижались порою на Хому.

А впрочем, Хома и сам обижался, если они себя грубо вели.

Но гораздо реже. Они реже грубили.

И вот такая необычная история как-то вышла.

Решили Хома с друзьями пирог приготовить. Земляничный.

Пришли все на поляну в рощу. И Хома давай бесцеремонно командовать:

- Ты, Заяц, тут собирай! Ты - там, Суслик! А ты, Ёж, - вон где! И не мешкайте, лентяи и ротозеи! Шевелитесь!

Разошёлся Хома. То ли не с той ноги встал, то ли просто не в духе был. В общем, нахально распоряжался.

Услышал это Медведь. Он на другой поляне тоже землянику собирал. По-своему, по-медвежьи.