Народные сказки - Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

Как раз во время этого разговора служитель кади постучался к ним в дверь. Аладин тотчас же вышел к нему, и служитель сказал:

– Тесть твой требует тебя.

Аладин дали ему пять червонцев, сказав:

– О, служитель, скажи мне, по каким законами человек, женившийся вечером, должен разводиться утром?

– Мы ни в каком случае не одобряем этого, – отвечал ему служитель, – и если ты не сведущ в наших законах, то я готов быть твоим защитником.

Они пошли в суд, а кади сказал Аладину:

– Почему ты не хочешь разводиться и получить обещанного тебе?

Аладин подошел к кади, поцеловал ему руку и вложил в нее пятьдесят червонцев.

– Господин кади, – сказал он ему, – по какому закону человек, женившийся вечером, должен разводиться, против своей воли, утром?

– Развод против воли, – отвечал кади, – не допускается никаким мусульманским законом.

– Если ты не дашь развода, – заметил тесть его, – то отдай мне десять тысяч червонцев.

– Дай мне три дня сроку, – сказал ему Аладин.

– Трех дней тебе будет мало, – вмешался кади, – тебе дадут десять дней.

Они на этом порешили, обязав его или отдать через десять дней приданое, или развестись.

Выслушали это условие, он ушел от них и, купив мяса, рису, масла и другого съестного, вернулся домой, и, пройдя к жене, рассказал ей все, что с ним случилось.

– Ночью случаются чудеса, – отвечала она, – и божественно одарен был тот, кто сказал:

Она встала, приготовила кушанье, принесла стол, и они поели, выпили и развеселились, после чего Аладин просил ее сыграть ему что-нибудь. Она взяла лютню и заиграла так, что камень пошел бы танцевать.

В то время как они веселились таким образом, послышался стук в дверь.

– Встань, – сказала она ему, – и посмотри, кто там. Он сошел вниз и, отворив дверь, увидал четырех дервишей, стоявших перед дверью.

– Что вам надо? – спросил он.

– Господин мой, – отвечал один из незнакомых дервишей, – пища души нашей заключается в музыке и в поэтических наслаждениях, и мы желали бы провести здесь эту ночь до самого утра, а тебя наградит за это сам Господь (да святится имя Его!). Мы страстно любим музыку, и мы ведь знаем наизусть целые оды и лирические песни.

– Мне надо посоветоваться, – отвечал Аладин.

Он вошел в дом и сообщил все хозяйке.

– Отвори им дверь, – сказала она.

Он отворил им дверь, принял их, усадил и угостил. Но от угощения они отказались, и один из дервишей сказал ему:

– О господин наш, поистине мы не столько желаем насытить свою плоть, сколько усладить свой слух пением, и божественно одарен тот, кто сказал:

– Мы только что слышали у тебя в доме чудные звуки музыки, которые с приходом нашим прекратились, и нам хочется знать, играла ли это черная или белая рабыня, или сама госпожа?

– Это играла моя жена, – отвечал Аладин. Он рассказал им все, что с ним случилось, и прибавил: – Тесть мой обязал меня заплатить десять тысяч червонцев приданого, и сроку мне дано десять дней.

На это один из дервишей отвечал ему:

– Не печалься и надейся на судьбу, я шейх дервишей, и у меня под началом состоят сорок дервишей, и я соберу для тебя десять тысяч червонцев, и ты отдашь приданое своему тестю. Попроси жену сыграть нам какую-нибудь пьесу и повесели нас. Музыка заменяет некоторым людями пищу, а иных она излечивает, а иных охлаждает.

Под видом этих четырех дервишей по городу ходили халиф Гарун-Эр-Рашид, визирь Джафар-Эль-Бармеки, Абу-Иувас-Эль-Гасан и Месрур – палачи. Они вышли из дворца, потому что на халифа напала тоска, и он сказал визирю:

– О визирь, мне очень хочется пройтись по городу, так как меня одолевает тоска.

Они оделись дервишами и пошли в город, а проходя мимо дома Аладина, услыхали музыку и захотели войти. Ночь эту они провели весело и хорошо, рассказывая друг другу различные истории, а утром халиф положил под коврик для молитвы сто червонцев и, простившись с Аладином, ушел со своими товарищами во дворец.

Когда молодая приподняла коврик и увидела червонцы, она сказала мужу:

– Возьми эти деньги, найденные мною под ковриком. Их положили туда без нашего ведома дервиши.

Аладин взял деньги и, отправившись на рынок, купил мяса, рису, масла и всего, что нужно. Вечером он зажег свечи и сказал жене:

– А ведь дервиши не принесли обещанных десяти тысяч червонцев, но ведь они люди бедные.

Как раз во время этого разговора дервиши постучались в дверь, и жена сказала:

– Пойди и отвори им.

Он отворили дверь, и когда они вошли, то спросил у них, принесли ли они обещанные десять тысяч червонцев?

– Мы не могли достать такой суммы, – отвечали они, – но ты не бойся; если угодно будет Богу (да святится имя Его!), то завтра мы похлопочем о тебе, а теперь нам хотелось бы усладить свои сердца хорошей музыкой; музыку мы очень любим.

Зубейдех сыграла им на лютне так хорошо, что заставила бы запрыгать и камень. Они весело и хорошо провели эту ночь в приятных разговорах. Когда наступило утро, халиф снова положил сто червонцев под ковер и, простившись с Аладином, ушел со своими товарищами.

Таким образом прошло девять дней, и халиф каждую ночь клал под ковер по сто червонцев, пока не наступила десятая ночь, и в эту ночь они совсем не пришли, и вот по какой причине: халиф послал сказать одному богатому купцу:

– Приготовь для меня пятьдесят тюков тканей таких, какие приходят из Каира, каждый тюк в тысячу червонцев, и напиши на них цену, и достань мне раба абиссинца.

Купец приготовил для него все, что было им заказано, после чего халиф дали рабу золотой таз и рукомойник, и еще подарок, и пятидесяь тюков, и написал письмо как будто от имени Шемс-Эд-Дина, купеческого старшины города Каира, отца Аладина, и сказал рабу:

– Возьми эти тюки и вещи и отправляйся в квартал, где находится дом купеческого старшины, и спроси: где тут мой хозяин Аладин Абу-Шамат? Тогда тебе укажут его дом.

Раб взял тюки и вещи и пошел, как приказал ему халиф.

Между тем бывший муж Зубейдех пришел к ее отцу и сказал ему:

– Идем к Аладину и заставим его развестись с твоей дочерью.

Отец пошел с ним к Аладину, но, подойдя к дому, они увидели пятьдесят мулов, навьюченных пятьюдесятью тюками с тканями, под присмотром черного раба, приехавшего на муле.

– Чьи это тюки? – спросили они у него.