Марчелло Арджилли - Истории из предыстории. Сказки для взрослых

По ночам Марионе грезились всевозможные чудеса: во сне он отделял кислород от водорода, чернила от типографской краски, песок от цемента, железо от дерева, стрекоз от муравьев, воду от земли, сыр от макарон, холод от тепла, луну от лунного света и так далее и тому подобное.

Как-то утром после такой беспокойной ночи Марионе встал с постели с твердым намерением отделить мужчин от женщин. Увидев на улице идущих рядом мужчину и женщину, он протискивался между ними, стараясь разделить парочку. Но никто не желал признавать нового порядка Марионе, а некоторые даже кулаки в ход пускали.

Марионе совсем пал духом от беспорядка, царящего в мире. Но когда жена сказала Марионе, что, если он не перестанет упорствовать в своем стремлении отделить мужчин от женщин, ей придется уйти из дома, он решил взять себя в руки: в конце концов, один маленький беспорядок вытерпеть еще как-то можно.

Жили на свете пять мух. Первая была очень довольна, что она — первая. Вот повезло!

Вторая говорила:

— Я — принципиальная противница всяких иерархий, из-за них только отношения портятся. Посмотрите, что творится у людей и у муравьев.

Положение второй ее в общем устраивало.

Третья муха была не так уж довольна тем, что она — третья.

— К чему нам этот порядок? — говорила она. — Зачем обязательно занимать какие-то места? Мы все — первые, и нет никаких вторых и третьих.

Но первая муха с ней не согласилась, да и у второй на этот счет были свои соображения.

— Установленный порядок нужно соблюдать. Вон как поставлено дело у людей и у муравьев! — говорила первая. — У них же сплошная иерархия.

— Ничего себе пример! — восклицали вторая, третья, четвертая и пятая.

Четвертая мечтала хотя бы один день побыть первой, но первая заявила, что никому не уступит своего места, так как уверена, что потом ей его не вернут.

Пятая сказала, что она согласилась бы занять место второй на два дня, но вторая не пожелала поменяться с ней даже на одну минуту.

Тут пять мух начали ссориться, выдирать друг у друга крылышки, таскать друг друга за хоботки.

— Люди тоже таскают друг друга за хоботки, — сказала пятая муха первой, которая не желала распускать всю группу, так как ей во что бы то ни стало нужно было сохранить свое первое место.

В процессе выяснения отношений наши мухи оказались совершенно искалеченными и расползлись по разным углам; зато каждая утешалась сознанием, что она теперь — первая. Очень скоро, однако, все они просто извелись от тоски.

Приехавшим в Рим швейцарским туристам экскурсовод сказал, что в древние времена городская территория была почти на четыре метра ниже, чем та, по которой сегодня передвигаются люди и автомобили. Швейцарские туристы не хотели этому верить и спрашивали, как же так может быть, чтобы уровень земли, которую утаптывают, утрамбовывают, не понизился, а, наоборот, повысился, да еще на целых четыре метра. Экскурсовод объяснил, что уровень территории повысился потому, что на протяжении веков на земле накапливались куски штукатурки от домов, плевки, окурки, бумажные обертки, битые бутылки, кожура от апельсинов, вишневые косточки, спичечные коробки, собачье и кошачье дерьмо.

Швейцарские туристы не могли этому поверить, они возмущались и в один голос утверждали, что в Швейцарии, например, такое просто невозможно, хотя бы потому, что швейцарцы никогда ничего не бросают на землю: уж они-то умеют содержать свои города в чистоте и порядке.

— Ну и что, — сказал экскурсовод, — пусть римляне, — (он сам был римлянином и, конечно, обиделся), — и неряхи, зато они создали Рим. А вы?

Есть дети, которые стыдятся своих родственников, считают их противными, грязными, нудными, злыми. Когда родственники умирают, дети перестают о них думать, так как стыдиться им больше уже некого. А вот Тонино стал стыдиться своего дядюшки Аристоджитоне именно после его смерти.

Аристоджитоне был безобидным чудаком: вместо галстука носил черный платок, курил одновременно две сигареты, жевал и проглатывал календари с именами всех святых и пил красное вино, втягивая его через нос. Тетушка жаловалась на мужа, потому что он часто не являлся домой ночевать, а иногда пропадал неизвестно где по целым неделям.

Люди называли дядю анархистом, и Тонино думал, что анархист — это странный и смешной человек, как раз такой, каким был его дядюшка. Но когда Аристоджитоне умер и стало известно, что перед смертью он не пожелал видеть священника, Тонино забеспокоился. Ведь без соборования — как говорила тетушка, женщина набожная, — он унесет на тот свет все свои грехи, а поскольку их у него было предостаточно, дорога ему — прямехонько в ад.

Тонино справился у сведущих людей насчет ада, и оказалось, что место это — хуже некуда. В аду, говорили одни, людей поджаривают на огне. Другие рассказывали, что грешников там замораживают в глыбах льда. Третьи утверждали, что их по шею погружают в дерьмо. Вот это озеро дерьма произвело такое сильное впечатление на Тонино, что он стал стыдиться дядюшки, попавшего в ад. Куда же еще его могли там определить, как не в это ужасное место?

Дядюшка в аду! С этим Тонино никак не мог смириться. Если кто-нибудь упоминал при нем имя умершего дядюшки — а случалось это довольно часто, — Тонино краснел от стыда как рак, а потом запирался в своей комнатушке и горько плакал. А когда он выходил на улицу, ему казалось, что все смотрят на него, как смотрят обычно на хромых, горбатых или вообще людей с постыдным физическим недостатком. Тонино согласился бы лучше стать хромым, чем иметь дядюшку в аду. Но что он мог поделать? Если из чистилища еще как-то выбираются благодаря горячим и упорным молитвам, то из ада, похоже, убежать никак нельзя.

И Тонино решил, что когда он вырастет, то станет не подметальщиком улиц, как хотели его родители, а — по примеру дядюшки Аристоджитоне — анархистом и будет делать уйму всяких глупых и нелепых вещей, чтобы тоже попасть в ад и вытащить дядюшку из дерьма. А если это не удастся, он разделит его участь и будет выкуривать по две сигареты зараз и жевать листки календаря с именами всех святых. Втягивать красное вино через нос он вряд ли сумеет, потому что там, говорят, грешникам приходится постоянно зажимать нос, чтобы не чувствовать вони.

Новый мэр в ознаменование своей победы на выборах надумал расширить городскую площадь. Экскаватор с гербом муниципалитета прибыл на площадь, как только рассвело, и начал сносить ряд домиков, в которых размещались лавчонки булочника, сапожника, лудильщика, галантерейщика и заплаточника, умевшего накладывать заплатки на дыры любой формы. Была там еще лавочка, где продавались всякие ракушки для туристов. Владельцы лавчонок попытались было воспротивиться, но экскаваторщик дал им, да и то неохотно, время лишь унести свои товары, а потом все сровнял с землей.