Лиз Брасвелл - Время желаний. Другая история Жасмин

Жасмин зачарованно наблюдала, как прямо из воздуха рождалось подвенечное платье.

Нет, это не был самый великолепный в мире наряд. Это было очень простое, светлое, но не белоснежное, многослойное одеяние из грубовато сотканной, но тонкой и просвечивающей ткани, больше похожей на сеть. Вместо обычных рукавов эта ткань была прихвачена на плечах, у локтей и на запястьях, оставляя руки почти открытыми, и ниспадала прямыми складками. Нигде не было ни лент, ни кружев, ни блесток, ни жемчуга, ни самоцветов, ни каких-нибудь других украшений. Просто подрубленный подол оставлял открытыми щиколотки.

— Какое красивое, — сказала Жасмин, поднимаясь и прикладывая платье к себе, чтобы посмотреть, как оно ей подойдет. Она покружилась, и воздушные слои ткани взметнулись вверх. Это платье было просто создано для танцев.

— Это платье, которое было на моей жене в день нашей свадьбы, — с печалью сказал джинн.

Он повернулся и поплыл вон из комнаты, как облачко дыма, которому не нужно было открывать дверь, чтобы выйти.

Жасмин смотрела в его удаляющуюся спину, все еще держа платье в руках. Она вдруг поймала себя на том, что если сожмет пальцы еще сильнее, то непременно прорвет ногтями чудесную ткань. Она заставила себя расслабиться.

Все. Больше никаких слез, никаких всхлипываний в подушку.

Она — принцесса крови. А значит, и вести себя должна как полагается принцессе. Хватит хныкать про неволю и жаловаться, что ее передают, как товар, от одного человека к другому. Пора начинать действовать.

Придется ей самой становиться героиней. Больше надеяться не на кого.

Ковер летел вдоль пустынной улицы. Аладдин уже так приноровился к новому способу передвижения, что стоял на ковре в полный рост и почти не размахивал руками для поддержания равновесия, даже когда они на полной скорости поворачивали за угол. Он снова пожалел, что у него нет времени основательно выяснить, на что они способны на пару с ковром, однако сейчас у него были куда более срочные дела в Квартале Уличных Крыс.

Та часть города, куда он однажды завел Жасмин, внушала всего лишь легкие опасения. Сейчас же он спешил в те кварталы, которые считались по-настоящему опасными.

Старые высокие дома почти смыкались между собой верхними этажами, закрывая небо. Даже в полдень на этих узких улочках царил полумрак — с одной стороны, это избавляло от испепеляющего солнца, но, с другой стороны, превращало день в непреходящие жаркие сумерки. Здесь было бесчисленное множество укромных закоулков, в которых можно было спрятаться от погони… или от жертвы. Темные провалы окон заброшенных домов чернели, как пустые глазницы черепов. Угрюмые, обломанные статуи и кучи битого кирпича наводили на мысль о том, что здесь недавно шла война. Единственный открытый участок был занят одним из немногих кладбищ, еще сохранившихся внутри городских стен. Его искрошенные, покосившиеся надгробия торчали как редкие кривые зубы в челюсти старика.

Над всем эти веяло безнадежностью и запустением… и в то же время любого, кто забредал сюда, ни на миг не оставляло ощущение, что кто-то — или что-то — исподтишка неотрывно наблюдает за ним.

У немногих прохожих, с которыми можно было здесь столкнуться, всегда жуликовато бегали глаза, и их окружала почти осязаемая аура обмана и мошенничества. Перед одним из домов, который внешне ничем не отличался от остальных, Аладдин наконец спрыгнул с ковра на землю. По уже заведенной привычке ковер послушно свернулся в рулон и пристроился у него на плече.

Минули, наверное, целые годы с тех пор, как Аладдин побывал здесь в последний раз. Осторожно переступив через пыльный порог, он убедился, что внутри дом выглядит точно таким же, каким ему запомнился. В разоренных комнатах без окон царил почти непроницаемый мрак, хотя несколько подозрительно удачно расположенных трещин в стенах тускло освещали самое необходимое: то узкий дверной проем, то невзрачную, наполовину обвалившуюся лестницу. А то и смертоносную ловушку на незваного гостя — Аладдин вспомнил о ней лишь в последний момент и вовремя отдернул ногу, едва не наступив на веревку, которая захлестнула бы его петлей и подвесила к потолку, как пойманного в силок кролика.

Нервно выдохнув, Аладдин уже более осмотрительно двинулся в самую дальнюю комнату, расположенную в задней части дома. Там, несколько раз сосчитав до трех, он нащупал наконец нужную половицу и сдвинул ее, приоткрыв лаз, из которого повеяло застоявшейся подвальной плесенью. Он спрыгнул вниз, прокрался мимо того, что очень походило на гнездо скорпионов, и протиснулся за выстроенные в ряд высокие глиняные кувшины с оббитыми горлышками. Наконец он юркнул в темный наклонный тоннель, встал ногами на гладкую металлическую пластину и ловко съехал на ней вниз.

Тоннель привел его в сводчатое подземелье, которое, несмотря на связанные с ним нежные воспоминания, сейчас неприятно поразило его сходством с Пещерой Чудес. Борясь с внезапно нахлынувшей паникой, он лихорадочно сглотнул и принялся высматривать отличия. Эта пещера была заметно меньше и безо всяких чудес, зато в ней мерцали десятки масляных светильников… и поблескивали несколько пар глаз.

— Приятное у вас тут местечко, — медленно проговорил Аладдин, стараясь убрать из голоса предательскую хрипотцу. — Рад, что вы его не забросили.

— Аладдин.

Из сумрака вынырнула такая знакомая, невысокая, но ладная и крепенькая фигурка Моргианы. Одета она была иначе, чем в тот день, когда Аладдин видел ее последний раз: пояс широких гаремных шальвар плотно облегал живот, так что черная ткань приходила в движение от малейшего покачивания ее округлых бедер. Раньше она носила облегающие блузочки, открывающие живот и руки, но сегодня на ней была свободная черная рубашка из того же материала, что и лента в ее густых черных кудрях.

Ее носик с аристократической горбинкой сморщился, словно она почувствовала неприятный запах, пухлые губки были чуть надуты. Ямочки на щеках, которые обычно появлялись, когда она улыбалась, сейчас были совсем не видны.

— Не помню, чтобы приглашала тебя на обед, — сказала она.

— Да я вот оказался по соседству, ну и решил заглянуть, вдруг пригласишь, — подхватил он шутку. — А чем вы сегодня угощаете?

— Аладдин! — Улыбка на лице выступившего из темноты Дубана выглядела гораздо более искренней. Впрочем, она тут же увяла, стоило ему вспомнить кое-что о старом приятеле. Вор ничуть не изменился, разве что стал чуть повыше ростом: такой же плечистый, коренастый, с неожиданно умными глазами на широком открытом лице. Его длинные черные волосы были зачесаны назад и собраны в конский хвост, прихваченный золотыми кольцами. Такие же золотые кольца поблескивали у него теперь и в качестве серег. — Проходи, садись, преломи с нами хлеб.