Наталья Терещенко - Маленький охотник

Возле поросшей кустарником речки и зимой и летом жила старушка с единственным сыном. Долго ли, коротко ли жила, вырос ее сын.

Стал он каждый день на охоту ходить. На одном берегу речки куропаток промышляет, на другом — зайцев добывает. Всякий раз возвращается с богатой добычей.

Вот однажды пошел к реке. Осмотрел свои сети — ни единой рыбки не нашел. Осмотрел силки — ни единой куропатки не добыл. Осмотрел капканы — один только заяц попался.

Понес он зайца матери. Поели кое-как. Потом сын говорит:

— На нашей речке дичи не стало. Завтра подальше на охоту пойду.

Чуть поднялась над тундрой Большая Медведица, сын старушки вышел из чума. Надел свои деревянные лыжи, раскатил их и побежал.

По замерзшим кочкам идет, по льду через речки переходит. Взбирается на высокие сопки, спускается в овраги.

Занялась на небе утренняя заря — сын старушки все вперед идет.

Спустилось солнце за Уральский хребет — он остановился. Сам себе сказал:

— За один день я, верно, прошел столько, сколько за семь дней на оленях можно проехать.

Осмотрелся кругом. Видит — стоит он на чумовище. На том месте, где кололи дрова, топор лежит. Должно быть, забыли хозяева. Хотел охотник поднять топор. А топор как подскочит, как даст ему по лбу! Не устоял на ногах сын старушки, упал на спину. На десять шагов откатился. Чуть приподнялся — ударил его топор в левое ухо. Свалился охотник на правый бок, еще на десять шагов откатился. Только встал — топор его в правое ухо ударил. Опять повалился охотник на бок. На левом боку на десять шагов откатился. Не успел сын старушки опомниться, как топор хватил его по затылку. Упал охотник вниз лицом, снова на десять шагов отлетел. Но не растерялся, вскочил, пошатываясь, на ноги и крепко ухватил топор за топорище.

«Надо снести топор хозяевам», — думает.

Раскатил свои деревянные лыжи по следу аргиша, быстро побежал. За лыжами его только снег крутится.

Вот вдали зачернело что-то, словно лесная чаща. Подошел поближе — не темный лес это, а большое оленье стадо. Расступились олени — впереди чум показался.

Сын старушки подошел к чуму, снял лыжи, оставил у входа топор, сам в чум вошел.

Чум большой. В одной половине пусто. В другой половине на оленьих шкурах сидят старик и старуха.

Старик сказал:

— Старуха, от входа холодом потянуло! Кто пришел? Старуха отвечает:

— Человек пришел. А кто он и зачем пришел, не знаю. Сын старушки говорит: 

— Около нашей речки дичи не стало. Вот я и решил поискать добычи подальше. След вашего аргиша меня сюда привел.

Услышав это, старик сказал:

— У моей старухи на старом чумовище топор остался. Не видел ли его?

— Видел, — ответил сын старушки. — Хороший топор, только дерется больно.

Старик усмехнулся.

— Что же, ты его испугался? Так и оставил на чумовище?

— Зачем оставлять? Я его вам принес.

Тогда старик сказал:

— Ну, если принес, садись, будь нашим гостем.

Посадили охотника на оленьи шкуры. Старик его угощать стал. Поел гость. Потом все спать легли.

Утром собирается сын старушки уходить.

Старик говорит:

— Что же возьмет с собою наш гость? Пусть возьмет он с собой пестрый лоскут оленьей шкуры.

И еще сказал:

— Когда вернешься к матери, заткни этот пестрый лоскут за передние шесты своего чума. Береги его, он тебе счастье принесет.

Что же будем рассказывать — вернулся сын старушки в свой чум.

Пока его не было, мать все плакала. На подоле у нее от слез целое озеро разлилось. Когда увидела сына, осушила слезы, стала его спрашивать:

— Где так долго был, сынок?

Сын показал матери пестрый лоскут оленьей шкуры и сказал:

— Далеко ходил, тебе подарок принес. Дали мне его на счастье.

Как велел старик, так он и сделал — заткнул лоскут за передние шесты чума.

Поели мать с сыном, что было, и легли спать.

Проснулись, когда уже рассвело, смотрят — чум у них вместо сухой травы оленьими шкурами покрыт, тепло в нем, нигде ветер не продувает. Тут собака отогнула входной полог, и они увидели перед чумом большое стадо оленей.

— Видишь, мать, — закричал охотник, — вот и принес нам пестрый лоскут счастье, как старик обещал.

Вышли они из чума. Куда только глаз хватает — повсюду олени, и все, как один, пестрые.

По пустынной тундре, вдоль поросших кустарником речек, долго идти от чума до чума. А новости от чума к чуму быстро бегут. То ли птицы, то ли ветер их разносит.

Полдня не прошло, как богач в далеком стойбище услышал, что у сына старушки новый чум и большое оленье стадо. Рассердился богач.

«Зачем бедняку олени, если он бедняк? Я богач, у меня и оленей должно быть больше всех».

Взял он самые легкие нарты, запряг в них самых быстрых оленей и доехал к сыну старушки.

У его чума остановился. Оленей распрягать не стал, нарты у самого входа поставил.

Сын старушки говорит богачу:

— Никогда ты до этого в наш чум не заглядывал. Что ж, будь гостем.

Вошел богач в чум, сел на шкуры, завел беседу. Много он, оказывается, слышал, много он, оказывается, видел.

Рассказывал, рассказывал, потом говорит:

— Вот скажу тебе, когда ты еще был маленьким, твой отец жил у меня в работниках. Говорил я ему — не гоняй стадо к верховьям речки. Не послушался он, погнал. А там всех оленей волки заели. С бедняка что возьмешь? Теперь ты богатый стал. Отдай твоих оленей за тех, что отец погубил.

Сын старушки отвечает:

— Что ж, придется отдать. Возьми из моего стада сотню пестрых быков и сотню пестрых важенок.

Сперва обрадовался богач, что так ловко обманул бедняка, а потом его еще пуще жадность разобрала.

«Очень прост он, — думает, — надо было больше выпросить».

Помолчал богач и говорит:

— В моем стаде тысяча оленей ходила, а ты мне две сотни даешь. Чтобы мне не обидно было, возьму твой чум впридачу.

— Хорошо, — отвечает сын старушки. — Если хочешь, бери мой чум. Мы с матерью уйдем отсюда. Только пестрый лоскут я с собой возьму.

«Эге, — подумал богач, — не в этом ли лоскуте все счастье!»

Тут он вскочил, схватил пестрый лоскут, прыгнул на свои легкие нарты и умчался.

Бросился за ним сын старушки. Бежал, бежал, да разве догонишь быструю оленью упряжку!

Вернулся он назад. А наутро смотрит — ни одного оленя возле чума нет. И теплых шкур на чуме не стало, опять он только сухой травой покрыт.

— Не уберег ты своего счастья, — сказала мать.

— Что делать! Не уберег, — ответил сын. — Ну, да как-нибудь проживем. Охотой я тебя раньше кормил и теперь охотиться стану.

Пошел он на один берег речки, пошел на другой берег речки. Три дня ходил. Ничего не принес.

На четвертый день, чуть поднялась над тундрой Большая Медведица, сын старушки надел деревянные лыжи и побежал.

По замерзшим кочкам бежит, по льду через реки переходит. На высокие сопки поднимается, в овраги спускается.