Аттилио Карпи - Приключения Берлико

Берлико очень любил братьев Диди, Доди и Додо, нравилось ему и на фабрике, где его сделали, а потом положили в блестящую коробку из красного картона. Он долго потом вспоминал цех: там было множество самых разных кукол, больших, маленьких, красивых, уродливых. В цех поступали обычные кругляки, а потом мастера резали, строгали, обтачивали, превращая куски древесины в кукол - с головой, руками и ногами.

Берлико тогда понял, что живёт, хотя и не знал, где находится, а когда художник быстрыми мазками кисточки нарисовал ему глаза, с удивлением увидел, что его окружает множество самых разных вещей и людей.

Потом его одели. В мастерской было полно одежды для кукол, красивой и хорошо сшитой. Берлико с теплотой вспоминал хрупкую улыбчивую девушку, которая одела его в замечательный синий костюм: у неё был нежный голосок, как у соловья, и она всегда пела за работой. Именно благодаря ей у Берлико появился вкус к музыке. Он бы многое отдал, если бы у Диди, Доди и Додо обнаружилась кукла, похожая на девушку с фабрики, но увы, у мальчиков других кукол не было.

Берлико всё думал и думал, вспоминал и вспоминал, пока не устал и не погрузился в тяжёлый сон без сновидений.

Куклы могут спать очень долго, если их не разбудить, вот Берлико и проспал несколько дней. Разбудил его оглушительный грохот: оказывается, он проплывал под железнодорожным мостом, по которому на всех парах промчался поезд, оглашая окрестности свистом и выплёвывая огненные искры, прежде чем скрыться среди зелёных полей словно чёрный хвост дракона.

Берлико посмотрел на право, потом налево и понял, что река стала намного больше. Должно быть, это уже совсем другая река, в которую втекала та, предыдущая. Скорее всего, он проспал тот момент, когда в ней оказался. Шум воды тоже изменился: это уже не было нежное журчание ручейка в горах или плеск волн спокойной речки. До слуха Берлико теперь доносился жуткий грохот, который издавало огромное колесо с гигантскими красными лопастями, вращавшееся в воде. Оно было прикреплено к боковой стене небольшого дома с зелёными ставнями, вокруг которого суетились люди.

Берлико охватил ужас при одной лишь мысли, что он может попасть в это колесо, но оно неумолимо так и притягивало к себе.

Несколько попыток отплыть в сторону оказались тщетными: течение упорно несло его к страшному механизму, а лязг железа буквально оглушал.

Уже находясь всего в нескольких метрах от опасного красного колеса, Берлико попытался ещё раз - возможно, последний - спастись и уцепился за веху, но и это не помогло: течению сопротивляться было невозможно, любые попытки оказывались тщетными. Лопасти захватили Берлико, и он исчез с поверхности воды.

Стало совсем темно, лязг железа оглушал, и Берлико показалось, что его затягивает в воронку. Прошло несколько страшных мгновений, и его потащило вверх, к свету, а потом и вовсе швырнуло на берег.

Толстый мужчина, весь почему-то белый, поднял его и со смехом понёс к дому с зелёными ставнями, выкрикнув голосом людоеда:

- Маринетта! Посмотри, что я выловил!

Из дома выбежала хорошенькая белокурая девочка и с радостным криком бросилась к отцу.

- Какой хорошенький! Это для меня?

- Разумеется! Для кого же ещё? Вот нашёл на берегу: не знаю уж, откуда он свалился. На, держи.

Мужчина передал куклу дочери и ушёл широким шагом к другим таким же толстым мужчинам, обсыпанным мукой, словно рыба перед жаркой. Все они таскали тяжёлые мешки, в воздухе кружилась невесомая белая пыль.

Маринетта прижала Берлико к груди и побежала в дом.

Большое колесо оказалось мельничным, как понял Берлико Зерно золотистым потоком падало в огромную ступку, и каменный жернов превращал его в муку. Маринетта как ни в чём не бывало посадила куклу на край ступки и отошла в сторону, а Берлико едва не вскрикнул от испуга, когда услышал за спиной опасный скрежет жернова, что дробил, измельчал и давил зерно: «Брр! Брр! Смотри не упади, а то раздавлю и проглочу…»

Берлико дрожал, как лист на ветру, отчего ступка тряслась, рискуя Отправить его под жернов, но Маринетта, будто ничего не замечая, приговаривала, любуясь игрушкой:

- Какой ты хорошенький! Надо только сшить тебе красивый костюмчик.

- Забери меня отсюда, мне страшно! - взмолился Берлико, но люди не способны слышать голоса игрушек.

В отчаянии разрыдавшись, он вдруг потерял равновесие и упал спиной в зерно, наполовину превращённое в муку.

- На помощь, Маринетта! - что есть сил завопил Берлико, и ему даже показалось, что от ужаса его обычно неподвижные глаза расширились.

Одним прыжком девочка оказалась возле ступки. И вовремя! Сунув руку в муку и ухватив куклу за ногу, она вытащила её как раз в ту минуту, когда жернов мог раздавить их обоих, но лишь недовольно пробурчал своё «брр-брр!»

«Какая храбрая девочка! - подумал Берлико. - Я уже люблю её. Надеюсь, она больше не станет подвергать меня опасности».

Между тем всё произошло на глазах матери Маринетты, и теперь от ужаса бедная женщина лишилась дара речи. Подхватив и дочку, и куклу на руки, она унесла обоих в комнату Маринетты, окно которой выходило на реку. Немного придя в себя, мельничиха принялась отчитывать девочку.

- Из-за какой-то деревяшки ты едва не попала под жернов! Если с тобой что-нибудь случилось бы, я от отчаяния бросилась бы в реку.

Её глаза наполнились слезами, и девочка, не зная, как ещё успокоить мать, вдруг схватила куклу, подбежала к окну и, заплакав, бросила в реку.

Берлико подхватило течением и понесло, но он слышал рыдания девочки и понимал, какую жертву она принесла ради матери, которая так её любит!

Ему стало грустно. Как хорошо было бы остаться с Маринеттой в светлой комнате на мельнице! Девочка сшила бы для него красивый костюмчик с позолоченными пуговицами, а уж обращалась бы с ним наверняка получше, чем Доди, Диди и Додо. Братья, если честно сказать, нередко бросали его в угол и не утруждали себя нежностями. Что ж тем хуже…

Маринетта, облокотившись на подоконник, провожала куклу взглядом, пока её не унесла река, и тогда мать поцеловала белокурые волосёнки дочки, и её глаза всё ещё были полны слёз.

Вскоре голова Маринетты превратилась в золотую точку, мельница со сверкающими лопастями огромного колеса становилась всё меньше и меньше, а затем и вовсе скрылась из виду.