Вильгельм Гауф - Сказки, рассказанные на ночь

— Но как же она попала в монастырь? — спросил Георг. — Ведь прежде ни одному женскому башмаку нельзя было переступить его порог.

— Настоятель — друг ее отца. Там, в Блаубойрене, сейчас много солдат, царит изрядная кутерьма и ходить по городу небезопасно. После вечерни, когда все стихло, барышня потихоньку вышла ко мне. Я ободрил ее, как только может это сделать наш брат, она дала мне листочек и просила отыскать вас.

— Сердечно благодарю тебя, добрый Ханс, — улыбнулся юноша. — А больше она ничего не велела мне передать?

— Устно еще кое-что поручила. Просила, чтобы вы остерегались: против вас что-то затевают.

— Против меня? — изумился Георг. — Ты, верно, не так понял. Кому и что замышлять против безвестного молодого рыцаря?

— Вы требуете от меня слишком многого, — возразил посланец. — Но если я смею это сказать, то думаю: союзники что-то затевают. Барышня еще прибавила, что ее отец говорил об этом. А разве сегодня Фрондсберг не кивал вам и не приветствовал, как императорского сына? Когда такой человек оказывает подобные знаки внимания, это что-нибудь да значит.

Георг поразился метким замечаниям хитроватого крестьянина и припомнил, что отец Марии глубоко проник в тайны командиров союзного войска и, должно быть, что-то узнал из того, что касалось и его, Георга. Но сколько он ни думал, все-таки не мог отыскать ничего, что вызвало бы таинственные предостережения Марии. С трудом вырвавшись из сети предположений, он спросил посланца, как ему удалось так быстро его найти.

— Если бы не Фрондсберг, это так скоро бы не случилось. Я должен был отыскать вас в доме господина Дитриха фон Крафта. Но когда вышел на улицу, то увидел, что народ спешит на луг. Я подумал: потеряю полчасика, но зато полюбуюсь пехотой. Действительно, Фрондсберг и его воины — впечатляющее зрелище. И тут я услыхал в толпе ваше имя, оглянулся — трое пожилых мужчин говорили про вас и на вас показывали. Я запомнил ваше лицо и пошел вслед за вами. Но поскольку не был до конца уверен, загадал загадку про бурю и свет.

— О, ты правильно поступил, — рассмеялся Георг. — Пойдем же теперь ко мне, я тебя накормлю. А когда ты собираешься возвращаться домой?

Ханс задумался и наконец проговорил с хитрой улыбкой:

— Не взыщите, юнкер, но я вынужден был обещать барышне покинуть вас не раньше, чем вы распрощаетесь с союзным войском.

— И тогда?

— Тогда я прямиком пойду в Лихтенштайн, принесу барышне хорошее известие от вас. Как же она тоскует! Представьте: каждый день стоит в садике на утесе и смотрит вниз, в долину, — не идет ли старый Ханс!

— Что ж, я ее обрадую, — сказал Георг, — может быть, завтра же и уеду, но предварительно напишу письмецо.

— Только постарайтесь, чтобы пергамент не был шире того, что я принес, придется его опять прятать в подвязку. Мало ли кого встретишь в такое беспокойное время, ну а там никто не станет искать.

— Ладно, так и сделаю, — ответил Георг, вставая. — Давай на этом попрощаемся. Приходи в обед к господину Крафту, его дом недалеко от собора. Выдай себя за моего земляка из Франконии — ульмцы не благоволят к вюртембержцам.

— Постараюсь, будьте покойны, — пообещал Ханс.

Провожая долгим взглядом ладную фигуру юноши, крестьянин решил про себя, что милая питомица его сестры сделала недурной выбор, хотя ее розовые щечки и поблекли от первой любви.

Георг с самого начала побаивался принимать в доме Крафта своего нового знакомца. И не без причины. Тот мог выдать себя речью или же внешним видом, что было крайне неприятно ввиду его решения в ближайшие дни покинуть союзное войско.

Нежелательно вызвать подозрение в связях с Вюртембергом. Да и сможет ли посланец, будь он обнаружен, не выдать любимую?

Георг хотел было повернуть назад, чтобы разыскать крестьянина и попросить его как можно скорее удалиться, но подумал, что тот, должно быть, давно покинул место их разговора и ему лучше поспешить в дом Крафта и там в случае необходимости оградить гонца от опрометчивых шагов.

Однако, вспомнив решительные глаза и хитрое выражение лица посланца, он немного успокоился и решил, что Мария, хотя у нее и не было большого выбора, все же не доверила бы своего поручения ненадежному человеку.

И вправду, Георг не поверил собственным глазам и ушам, когда перед ним в обед предстал крестьянин из Франконии. Тот самый и совсем другой: согнувшийся в три погибели, свисающие вдоль тела безвольные руки, лицо — глуповатое, глаза опущены вниз. Все это вызвало невольный смех у Георга.

Когда же крестьянин на франконский манер его приветствовал и стал отвечать на вопросы господина Крафта по-франконски, у него возникло искушение поверить в сверхъестественные чудеса, в его сознании вспыхнули сказки детства, в которых добрый волшебник или же милая фея помогает влюбленным избежать печальной участи.

Волшебство развеялось, как только они остались вдвоем в комнате и хитроумный шваб убедил рыцаря в том, что это он и есть.

Однако удивление от сыгранной посланцем роли не улетучивалось.

— Не сомневайтесь в моей честности, — заверил Георга крестьянин, — с ранней юности мне это часто помогало. Такая способность никому не вредит, наоборот, даже способствует доброму делу.

Георг заверил, что доверяет ему не меньше, а посланец настоятельно попросил в ответ задуматься об отъезде, барышня-де ждет известия, и ему, гонцу, нельзя возвращаться домой, прежде чем он не убедится в этом.

Георг подтвердил, что дожидается лишь выступления из города союзнического войска, чтобы сразу же воротиться домой.

— О, тогда ждать придется недолго, — заметил крестьянин, — если они завтра не выступят, то уж точно сделают это послезавтра. Дорога для них открыта. Я точно знаю, поверьте мне.

— Значит, это правда, что швейцарцы уже отбыли восвояси и герцог не может принять открытый бой?

Посланец окинул настороженным взглядом комнату, осторожно приоткрыл дверь посмотреть, не подслушивает ли кто, и тихо произнес:

— Господин! Я был при отступлении и никогда этого не забуду, даже если мне исполнится девяносто лет! По дороге, у Швабских Альп, я встречал толпы отбывающих на родину швейцарцев. Они отозвали также всех своих советников. У Блаубойрена стоит восьмитысячное войско, но в нем исключительно вюртембержцы, и никого больше.

— А герцог? — прервал его Георг. — Где же он?

— Герцог в последний раз разговаривал с ними в Кирхайме, уговаривал остаться, но швейцарцы все же покинули его, потому что он не мог им заплатить. После этого герцог отправился в Блаубойрен, где собралась его пехота. Вчера утром барабанным боем собрали народ на лугу перед монастырем. Там было много людей, но все, как один, думали одно и то же. Видите ли, юнкер, герцог — суровый властелин, и крестьяне им недовольны. Налоги у нас очень высокие, за браконьерство наказывают беспощадно, герцогский двор расточает все, что отнято у жителей страны. Но коли наш господин угодил в беду — дело другое. Мы уже думаем только о том, что он мужественный человек и наш несчастный герцог, которого силой хотят изгнать из страны. Прошел слух, будто бы герцог собирается сопротивляться, замыслил сражение, и каждый из нас крепко сжал меч в руке. Мы собрались на лугу, потрясая копьями и изрыгая проклятия Швабскому союзу. И тут появился герцог…