Вильгельм Гауф - Сказки, рассказанные на ночь

Георг призадумался и после некоторого молчания спросил:

— А как оценивают его сторонники убийство Хуттена?

— Вы постоянно говорите о своей чести и достоинстве и не допускаете мысли о том, что герцог тоже защищает свою честь. Хуттен не убит злодейски, из-за угла, как это расписали по всему свету его сторонники, а пал в честном поединке, в котором на карту была поставлена и жизнь герцога. Не буду приукрашивать и защищать все, что он делает, хочу только сказать, что герцог — молодой человек, окруженный плохими советчиками, не всегда поступает мудро. О, если бы ты был таким, как он, — добрым, снисходительным и расположенным к людям!

— Не хватает только, чтобы ты назвала его еще и красавцем-герцогом, — горько усмехнулся Георг. — Ты найдешь богатую замену бедному Георгу, если он приложит усилия, чтобы изгнать мой образ из твоей души!

— Ну, от мелочной ревности я тебя удержать не могу, — со слезами на глазах проговорила Мария. — Ты полагаешь, что сердце девушки не может болеть за отечество?

— Не сердись, — попросил пристыженный Георг, почувствовав свою неправоту, — это была всего лишь шутка!

— И ты можешь шутить, когда речь идет о нашем счастье? Завтра отец покинет Ульм, поскольку война уже объявлена. Должно быть, мы долго-долго не увидимся, а ты шутишь! О, если бы ты видел, с какими горючими слезами по ночам взываю я к Богу, тогда бы твое сердце склонилось на нашу сторону и Бог бы охранил тебя от несчастья быть навек разлученным. Тогда бы ты не шутил так жестоко!

— Однако и это не пошло нам во благо, — мрачно заметил Георг.

— Но разве это невозможно? — Мария схватила его за руку и взглядом заплаканного ангела заглянула ему в глаза. — Неужели невозможно, чтобы ты был на нашей стороне? Иди к нам, Георг! С какой радостью отец приведет к герцогу молодого воина! Каждый меч в такое время дорогого стоит, часто говорит он. Если ты будешь сражаться вместе с ним, мое сердце не будет разрываться на части, а моя молитва о победе не будет перелетать с одной стороны на другую.

— Подожди! — вскричал юноша и прикрыл глаза, чтобы не видеть ее страстно-убежденных взглядов. — Ты хочешь побудить меня сделаться перебежчиком? Вчера я прибыл с союзным войском, сегодня объявлена война, а завтра я перебегу к герцогу? Неужели тебе безразлична моя честь?

— Честь? — Слезы брызнули из глаз Марии. — Честь тебе дороже нашей любви? Все было по-другому, когда Георг клялся мне в вечной верности. Ну что ж! Будь счастлив с ними, а не со мною. Так пусть же, когда герцог Баварский посвятит тебя в рыцари на поле боя за то, что ты разорял наши угодья и рушил вюртембергские крепости, и повесит тебе на шею почетную цепь, пусть твою радость не омрачит мысль о том, что ты разбил сердце, которое тебя так нежно, так верно любило!

— Любимая! — Сердце Георга разрывали противоречивые чувства. — Боль затуманивает твои глаза, и ты не осознаешь, что не права. Что ж, пусть будет так! Тебе кажется, что я принес в жертву славе нашу любовь, так послушай же! К вам я не примкну. Но покину Швабский союз, пусть в нем сражается и побеждает тот, кто хочет. Мои сражения и победа были всего лишь мечтой, и вот она рухнула!

Мария устремила в небо благодарственный взгляд и наградила поцелуем возлюбленного.

— О, поверь мне, я понимаю, как велика твоя жертва. Но не смотри с такой тоской на свой меч. Кто вовремя отрекается, тот пожинает славу, — говорит мой отец. Счастье еще повернется к нам. Утешу тебя на прощанье: как только война закончится, приди к моему отцу, и он обрадуется, когда я ему расскажу о твоей великодушной жертве.

Нежный голос Берты, подавшей подруге знак, что секретарь больше не может ждать, вспугнул влюбленных.

Мария быстро осушила слезы, и они с Георгом вышли из-под покрова листвы.

— Кузен Крафт собирается уходить, — сказала Берта, — он спрашивает, будет ли его сопровождать юнкер.

— Конечно я пойду с ним, — ответил Георг, — в противном случае я не найду дорогу домой.

Хотя ему дороги были последние мгновения перед разлукой, но он хорошо знал строгие обычаи своего времени. Без кузена юноша, как чужак, не мог оставаться при девушках.

Молодые люди молча стали выходить из сада. Говорил один Дитрих, сожалевший о том, что кузина завтра покинет Ульм. В глазах Георга Берта прочитала невысказанное желание, исполнению которого препятствовал непосвященный свидетель. Она потянула к себе кузена и принялась его оживленно расспрашивать о растениях, только что выпустивших свои первые листочки, чтобы не дать ему возможности видеть то, что происходит за его спиной.

Георг мгновенно использовал ситуацию, для того чтобы прижать Марию к своей груди, но шелест тяжелого шелкового платья девушки и его звякнувший меч оторвали секретаря от ботанических изысканий.

Он обернулся и — о диво! — увидел стыдливую серьезную кузину в объятиях своего гостя.

— Это был привет милой франконской кузине? — спросил он, немного придя в себя от удивления.

— Нет, господин секретарь, — ответил Георг, — это привет мне самому от той, кого я намерен в будущем ввести в свой дом. Вы ничего не имеете против, кузен?

— Сохрани Господь! Поздравляю от всего сердца! — воскликнул Дитрих, тронутый серьезным видом молодого воина и слезами Марии. — Однако, черт побери! Вот что значит: veni, vidi, vici! [57] Пришел, увидел, победил! ( лат. ) — афоризм Цезаря. Я столько времени увивался за красавицей и не дождался даже приветливого взгляда. А сегодня сам привел куницу, которая вырвала у меня голубку.

— Прости нам, братец, шутку, которую мы с тобой разыграли, — вступилась за кузину Берта, — будь благоразумен! Позволь нам все тебе объяснить.

И попросила его ничего не рассказывать отцу Марии. Смягчившись от нежного взгляда Берты, секретарь пообещал молчать с одним условием, а именно: чтобы и ему достался такой же привет.

Берта указала секретарю на неуместность подобного неучтивого требования и кивнула на первые фиалки у калитки, спросив об их происхождении.

Дитрих постарался быть настолько добрым, чтобы дать долгое ученое разъяснение по поводу фиалок и не обратить внимания на тихий плач Марии и звяканье Георгова меча. Благодарный взгляд Марии, нежное пожатие Бертой его руки вознаградили Крафта при прощании.

Долго еще развевались вуали красавиц-кузин у забора, долго смотрели девушки вслед уходящим молодым мужчинам.

В последующие дни Ульм напоминал громадный военный лагерь. Вместо мирных поселян и деловых горожан, которые прежде степенным шагом проходили по улицам, везде были видны гордые фигуры со шлемами и шишаками, с копьями, луками и тяжелыми ружьями. Вместо городских советников, в их простой черной одежде, через площади и рынки шествовали мужественные рыцари с развевающимися плюмажами, закованные с головы до ног в броню и сопровождаемые толпой вооруженных слуг. Но еще оживленнее выглядел луг у городских ворот. У Дуная тренировалась конница Зикингена, а на равнине упражнялся с пехотой Фрондсберг.