Вильгельм Гауф - Сказки, рассказанные на ночь

— Аминь! — добавил рыцарь фон Лихтенштайн. — Но прежде вы должны подобру-поздорову выбраться из этой страны. Нечего терять время, если вы хотите, не подвергаясь опасностям, уйти.

Герцог подумал некоторое время и ответил:

— Вы правы. Я отправлюсь в Мемпельгард — вюртембергское владение во Франции. Там я посмотрю, какое ополчение смогу собрать, чтобы отвоевать свою страну. Идем, верный пес, ты будешь меня сопровождать в моем скорбном пути. Тебе неведомо, что означает нарушить клятву и отречься от верности своему господину.

— Здесь еще есть человек, который этого тоже не ведает, — проговорил Швайнсберг, выступая вперед. — Если вы не отвергнете моей готовности следовать за вами повсюду, в вашем счастье и несчастье, то я тоже отправлюсь в Мемпельгард.

Воинственный огонь блеснул в глазах старого Лихтенштайна.

— Возьмите и меня с собой, господин! Правда, мое тело уже непригодно для ратного дела, но мой голос может еще что-то значить в военном совете.

Мария блестящим взором своих милых глаз смотрела на возлюбленного. На лице Георга выступил румянец мужественного воодушевления.

— Господин герцог, — сказал он, — я предлагал вам свою помощь в пещере, когда еще не знал, кто вы. Вы не отвергли ее. Мой голос пока не имеет веса в военном совете, но если вам понадобится преданное сердце, глаза, которые стерегут ваш покой, и сильная рука, отражающая врагов, то примите мои услуги и позвольте отправиться с вами.

Чувства, которые вызывал в нем человек без имени, его несчастье, его возвышенная душа и ободряющий взгляд любимой всколыхнули душу юноши и увлекли его на сторону изгнанника.

Старый рыцарь фон Лихтенштайн гордо и радостно смотрел на своего молодого гостя. Тронутый его порывом, герцог протянул ему руку, поднял с колен и поцеловал в лоб.

— Там, где бьются за нас такие сердца, — с воодушевлением заговорил герцог, — есть еще прочные крепости, и мы не можем считать себя бедняками. Ты мне мил и дорог, Георг фон Штурмфедер, с радостью я принимаю твою службу. Маркс фон Швайнсберг, ты нужен мне для более важного дела, чем моя охрана. Я дам тебе поручение в Швейцарии. На ваше же путешествие со мною, добрый Лихтенштайн, я не могу согласиться. Я чту вас, как родного отца. Вы вели себя со мною как истинный друг — каждую ночь открывали мне гостеприимные двери вашего замка. Все силы свои я употреблю на то, чтобы не остаться перед вами в долгу. Когда я с Божьей помощью вновь вернусь в свои владения, тогда ваш голос будет первым в моем совете.

Взгляд его упал на Волынщика из Хардта, стоявшего все время в стороне.

— Подойди ко мне, верный друг, — позвал его герцог, протягивая руку. — Ты когда-то сильно провинился передо мною, но с тех пор искупил свою вину и остался мне верен.

— За спасение жизни никогда не расплатишься, — ответил тот, опустив голову. — Я виноват перед вами и остаюсь вашим должником.

— Иди домой, в свое жилище, — такова моя воля. Занимайся своим делом, как и прежде. Сколько ночей вы не спали, открывали мне двери и заботились о моем пропитании! Не краснейте, как будто вы в чем-то провинились! Теперь и я могу сказать свое слово. Господин Лихтенштайн, — улыбнулся герцог, оборачиваясь к отцу Марии, — я выступаю перед вами в качестве свата. Надеюсь, вы не отвергнете зятя, которого я вам представлю?

— Как мне понимать вашу речь, уважаемый господин герцог? — удивился старик, с недоумением глядя на дочь.

Герцог взял Георга за руку и подвел его к Лихтенштайну.

— Вот этот молодец любит вашу дочь, да и она неравнодушна к нему. Как вы смотрите на то, чтобы составить из них семейную пару? Однако почему ж вы нахмурились? Он равен вам по рождению, он — храбрый воин, руку которого я испытал на себе, теперь он — мой верный товарищ по несчастью.

Мария опустила глаза, яркий румянец на ее щеках сменился мертвенной бледностью. Девушка с боязливым трепетом ждала отцовского решения.

Старый Лихтенштайн строго взглянул на юношу.

— Георг, вы понравились мне сразу, как только я вас увидел. Впрочем, этого, возможно, и не произошло бы, кабы я знал, что привело вас в мой дом.

Юноша хотел что-то сказать в свое оправдание, но герцог предупредил его:

— Вы забываете, что это я послал его к вам с письмом и перстнем, а не он сам сюда пришел. Однако что же вы раздумываете? Я снаряжу его, как родного сына, награжу имениями, и вы будете гордиться таким зятем.

— Не беспокойтесь, господин герцог, — сказал тут раздосадованный нерешительностью старика Георг. — Про меня никто никогда не посмеет сказать, что я выклянчил себе жену, навязывался в зятья. Мой род, мое имя слишком чисты для такого!

При этих словах молодой рыцарь повернулся, намереваясь покинуть комнату, но Лихтенштайн удержал его за руку.

— Экий упрямец! К чему такая вспыльчивость? Ну вот, бери ее, она твоя, только не думай о том, чтобы увезти ее к себе до тех пор, пока на башнях Штутгарта развеваются чужие знамена. Будь верен герцогу, помоги ему возвратить утерянное. Если ты стойко выдержишь испытания, в тот день, когда вы вступите в ворота Штутгарта и водрузите над Вюртембергом свои знамена, я приведу к тебе мою дочку и ты станешь моим любимым сыном.

— И в этот день, — продолжил герцог, — невеста раскраснеется еще больше. На башнях будут звонить колокола, когда свадебный кортеж потянется из церкви. Тогда-то я подойду к жениху и потребую заслуженную мною награду. Да, милый юноша! Поцелуй же ее как жених — думаю, это будет не впервые, — приласкай еще разок, а затем — ты принадлежишь мне до того радостного дня, когда мы вступим в Вюртемберг. Выпьем же, господа, за здоровье жениха и невесты!

Улыбка радости и счастья вновь озарила прелестное личико Марии. Она налила полный кубок и поднесла его герцогу с таким благодарным взглядом, с такой очаровательной улыбкой, что тот, позавидовав Георгу, должен был признать, что за такую красавицу многие пожертвовали бы своею жизнью.

Мужчины взяли кубки и ждали обычного в таких случаях доброго напутствия герцога. Однако Ульрих фон Вюртемберг скорбно смотрел на прекрасную свою страну, с которой он должен был расстаться, и боролся с выступившими на его глазах слезами. Наконец герцог энергично отвернулся от окна и проговорил:

— Я оставляю то, что мне было дорого. Но я увижу свою страну снова, когда наступят лучшие дни. Любовь к ней заключена в ваших верных сердцах, которые принадлежат мне. Не жалейте меня, не унывайте! Где герцог и верные ему люди, там и Вюртемберг. Да пребудет он вовеки!