Туве Янссон - Опасное лето

Муми-тролль глядел на зелёную сень листвы. Всё кругом было так похоже на их долину. Он стал насвистывать себе под нос, размышляя, где бы раздобыть верёвочную лестницу.

К нему тут же подскочила Эмма.

— Не свисти! — закричала она.

— Почему? — спросил Муми-тролль.

— Свистеть в театре — плохая примета, — шёпотом сказала Эмма. — Даже этого не знаете.

Бормоча и потрясая метлой, театральная крыса скрылась среди теней. Они посмотрели ей вслед, немного встревоженные, но вскоре обо всём благополучно забыли.

Ближе к вечеру Муми-мама подняла на дерево постели. Потом собрала корзинку с завтраком для Муми-тролля и Снорочки.

Миса смотрела, как она суетится.

— Ах, как, наверное, здорово спать на дереве, — сказала она.

— Так почему бы и тебе не забраться вместе с ними? — удивилась Муми-мама.

— Меня не звали, — тоскливо ответила Миса.

— Ну что за глупости, детка, возьми своё одеяло и полезай к остальным, — попросила её мама.

— Нет, теперь мне уже не хочется, — сказала Миса, села в углу и заплакала.

«Почему всё так получается? — думала она. — Почему всё так печально и сложно?»

Муми-мама той ночью никак не могла уснуть.

Она слушала, как плещется вода под полом, и её мучила неясная тревога. Вдоль стен, ворча себе под нос, взад-вперёд шаркала Эмма. В лесу кричал незнакомый зверь.

— Муми-папа, — прошептала мама.

— Мм, — промычал Муми-папа из-под одеяла.

— Как-то мне тревожно.

— Всё будет хорошо, вот увидишь, — промямлил Муми-папа и снова уснул.

Муми-мама лежала, глядя на лес. Но скоро и она уснула, и в гостиной наступила ночь.

Прошёл час, а может, чуть больше.

На середину гостиной выскользнула серая тень и остановилась возле кладовки. Это была Эмма. Собрав все свои старческие силы и призвав на помощь весь свой гнев, она выдернула трость Муми-папы из крыши кладовки и зашвырнула её вместе со швартовым концом подальше в воду.

— Будут знать, как портить суфлёрскую будку! — пробормотала она и отправилась обратно в свой угол, попутно высыпав в карман содержимое сахарницы.

Сорвавшись с привязи, дом сразу поплыл по течению. Какое-то время между деревьями ещё мелькала сверкающая дуга синих и красных лампочек.

Потом она исчезла, и остался лишь лес в сероватом свете луны.

Снорочка проснулась от холода. Её чёлка совсем промокла. Огромные клочья тумана плыли между деревьями, вдали всё блекло и сливалось с серой стеной. Влажные стволы деревьев были черны как уголь, зато мхи и лишайники на них посветлели, и повсюду проступали нарисованные ими узоры-розочки.

Снорочка зарылась поглубже под одеяло, чтобы досмотреть приятный сон. Ей приснилось, будто у неё крошечный и совершенно изумительный носик. Но заснуть не удалось.

Вдруг она насторожилась. Что-то было не так.

Снорочка села и посмотрела по сторонам.

Деревья, туман, вода… Но дома нет. Дом исчез, они остались совсем одни. Снорочка сидела тихо, не говоря ни слова.

Потом наклонилась и легонько потрясла Муми-тролля.

— Спаси меня, — прошептала она. — Умоляю, спаси меня!

— Это такая новая игра? — сонным голосом спросил Муми-тролль.

— Нет, это по-настоящему, — ответила Снорочка, глядя на него чёрными от ужаса глазами.

Вокруг них уныло капало: кап, кап, кап — падали капли в чёрную воду. За ночь все цветы облетели. Было холодно.

Они долго сидели неподвижно, тесно прижавшись друг к другу. Снорочка плакала, уткнувшись в одеяло.

Наконец Муми-тролль встал и машинально снял с сучка корзинку с завтраком.

В ней было полным-полно бутербродов, аккуратно завёрнутых в шёлковую бумагу, по два бутерброда каждого вида. Муми-тролль разложил их рядком, но есть ему совсем не хотелось.

Вдруг Муми-тролль увидел, что мама пометила свёртки. На каждом было написано: «Сыр», или «Просто с маслом», или «Очень хорошая колбаса», или «С добрым утром!». На последнем свёртке она написала: «Это от папы». Внутри лежала баночка с омаром, которую папа приберёг с весны.

Муми-тролль сразу решил, что всё не так уж и страшно.

— Перестань плакать и скорее ешь свои бутерброды, — сказал он Снорочке. — Будем пробираться по деревьям. И причеши немножко чёлку, мне так нравится, когда ты красивая!

Целый день Муми-тролль и Снорочка карабкались по веткам с дерева на дерево. Только к вечеру под водой показался зелёный мох, который медленно подступал к поверхности и наконец превратился в сушу.

Как это было прекрасно — снова стоять на земле, зарываясь лапами в мягкий, привычный мох! Лес в этих краях был еловый. В застывшей вечерней тишине куковали кукушки, а под плотным еловым навесом плясали полчища комаров. (Комары, к счастью, не прокусывают шкурку муми-троллей.)

Муми-тролль вытянулся на земле. В голове всё так и раскачивалось от беспокойной воды, которая текла и текла мимо.

— Я буду играть, как будто ты меня похитил, — прошептала Снорочка.

— Давай, — ласково ответил Муми-тролль. — Ты ужасно кричала, но я всё равно тебя похитил.

Солнце село, но в это время, в июне, по-настоящему никогда не темнеет. Ночь стояла бледная, задумчивая и полная колдовства.

Под елями сверкнула и разгорелась искорка. Это был миниатюрный костерок из хвои и веток, и Муми-тролль со Снорочкой увидели, как мелкие букашки и другая мелюзга тащат в огонь шишку.

— Это костёр в честь летнего солнцестояния, — сказала Снорочка.

— Да, — грустно молвил Муми-тролль. — Мы и забыли, что сегодня праздник.

Муми-тролль и Снорочка затосковали, вспомнив о доме. Они встали и пошли дальше, вглубь леса.

Обычно, когда они ещё жили в Муми-долине, у Муми-папы к этому времени поспевало яблочное вино. На берегу моря разжигали костёр, и все малыши из долины и леса приходили на него любоваться. Вдоль берега и на островах горело много костров, но их костёр был самый большой. Когда огонь разгорался в полную силу, Муми-тролль заходил в тёплую воду, ложился в волнах и, качаясь, смотрел на пламя.

— Оно отражалось в море… — вспоминал Муми-тролль.

— Да, — сказала Снорочка. — А когда костёр догорал, мы собирали девять разных цветков и клали под подушку, чтобы сны сбывались. Но пока их собираешь, нельзя было говорить ни слова, и потом тоже.