Виктория Варгина - Солнечная тропа

Лев Борисович вздрогнул, как тогда, увидев Лёньку за окном.

— Что это? — с беспокойством спросил он. — Я ведь запирал все двери.

Лёнька пожал плечами.

— Или не запирал? — засомневался Лев Борисович. — Наверное, хотел, но не запер… Ладно, закрою, когда ты уйдёшь.

— Читайте, Лев Борисович, — поторопил Лёнька. — Такая интересная сказка…

— Ну, да, да… Значит, по чердаку ходить. А потом и вовсе стал хозяев душить. Только те заснут, он уже тут как тут…

«Скрип», — раздалось на лестнице, ведущей в мезонин.

Писатель Мойдодыров побледнел и уставился на Лёньку.

— Слышишь?

— Что?

— Там кто-то есть… Кто-то идёт по лестнице!..

— Кто же там может быть? — хладнокровно ответил Лёнька. — Вам показалось, Лев Борисович. Читайте лучше сказку.

— Показалось? — плаксиво переспросил Мойдодыров, косясь на дверь в комнату. — Пожалуй… Знаешь, Лёня, у меня что-то нервы расшалились. Давай отложим эту сказку…

— Нет, Лев Борисович, — не отступал Лёнька. — Вы обещали, читайте!

— Он уж тут как тут, — неуверенно проговорил Мойдодыров. — Прыгнет на грудь и давай душить. Душит и приговаривает…

«Скрип… Скрип…» — отчётливо пропели ступени на лестнице.

— А-а! — не выдержал писатель и выронил рукопись. — Неужели и сейчас не слышишь?!

— Нет.

— Господи, что же это?.. — простонал Мойдодыров, затравленно глядя на дверь.

Лёнька поднял рукопись и сунул писателю в трясущиеся руки.

— Мерещится вам какая-то чепуха. А ещё страшные сказки сочиняете, — пристыдил он.

— Нет! Я не стану больше читать!.. — запротестовал Мойдодыров. — Сейчас эта дверь откроется…

— Чего вы боитесь? — напирал Лёнька. — Может быть, домового? Или свою кикимору… эту, как её… бражницу? Читайте!

Взгляд у Мойдодырова был совсем помутившийся, и Лёньке стало жаль его. Он не предполагал, что писатель так сильно испугается. По мнению мальчика, с Мойдодырова было достаточно. Однако он знал, что Кадило не остановится на полпути и разыграет свой спектакль до конца. Придуманная Мойдодыровым страшная сказка уже ожила.

Лёнька вздохнул:

— Читайте, Лев Борисович. Что там у вас приговаривает домовой?

— А?.. Приговаривает? Уходите из этого дома, если вам жизнь дорога!..

Мойдодыров выкрикнул эту фразу, уже будучи вне себя, и увидел, как дверь в комнату начала медленно открываться.

По мере того как она тихо отворялась, писатель Мойдодыров вжимался в кресло, ожидая увидеть самое страшное. Дверь открылась совсем… и за нею Лев Борисович не увидел никого. Несколько секунд писатель Мойдодыров исступлённо смотрел в тёмный проём, а затем повернул к Лёньке совершенно белое лицо.

— Никого… — сдавленным голосом проговорил он. — А я уже подумал бог знает что… Это, наверное, сквозняк…

— Как бы не так! — раздался над головой писателя чужой резкий голос.

Мойдодыров дёрнулся в кресле, и его лицо исказилось от ужаса.

— Что это? — задохнулся он.

— А ты не догадываешься? — зловеще спросил всё тот же голос. — А ещё сказочник!

— А ещё портрет свой повесил! — как гром с ясного неба прозвучал другой невидимый голос — звонкий и дерзкий.

Первый голос хохотнул, и вслед за этим настенный портрет Мойдодырова снялся с гвоздя, проплыл по воздуху и встал на пол лицом к стене.

— Вот так-то лучше! — удовлетворённо сказал первый голос. — Ишь, повесил себя, как будто он Пушкин!

— А может, лучше в окошко его? — прозвенел второй голос.

— Рамку жалко, — возразил первый. — Хорошая рамка, настоящая. А ты не смей этого больше на стену вешать! — назидательно сказал он Мойдодырову. — Ты ещё до такой чести не дорос.

Писатель, изнемогая от страха, смотрел на творящуюся чертовщину и едва понимал, о чём говорили страшные, неведомые голоса.

— Значит, про домовых сказки сочиняешь? — снова обратился к нему первый голос. — А зачем?

Писатель Мойдодыров хотел было ответить, но лишь что-то невнятно промычал.

— Смотри, он нас боится! — торжествовал второй голос. — Может, нам его подушить маленько? Чтобы в чувство пришёл?

— Можно и подушить, — угрожающе проговорил первый голос, и тут писатель Мойдодыров наконец-то обрёл дар речи.

— Не надо!.. — закричал он и забился, как пойманная рыба.

— Ага-а! Развязался язык! Тогда говори, зачем пасквили пишешь?

— Я не писал! — отчаянно крикнул Мойдодыров.

— Врёшь! — опять сурово прогремел первый голос. — А про домового что ты наплёл?

Чья-то невидимая рука взяла злосчастную рукопись, пролистала её и с презрением швырнула на стол.

— А «Кикимора-бражница» — это что? — допрашивал незримый голос.

Писатель Мойдодыров готов был заплакать.

— Скажите, кто вы такие?.. — взмолился он.

— А ты так и не понял? — в тон писателю промямлил главный голос. — Спроси вон у Лёньки.

Писатель посмотрел на мальчика безумными глазами.

— Лёня, ты их видишь? — с содроганием спросил он.

— Вижу, — ответил тот.

— А почему я не вижу?…

— Скажи спасибо, что не видишь, — насмешливо посоветовал первый голос. — А то бы душа из тебя вон вылетела. Ну, что с ним делать будем?

— Пускай конфет принесёт! — ответил дерзкий голос. — У него конфеты есть.

— Неси конфеты, сказочник! — распорядился первый голос. — Потом придумаем, как с тобой быть.

Мойдодыров встал и вышел из комнаты какою-то несвойственной ему подпрыгивающей походкой.

— Кадило, не пугай его больше, — сказал Лёнька довольному домовому.

Кадило вопросительно посмотрел на мальчика.

— Тебе его что, жалко?

— Жалко, — ответил Лёнька. — Разве ты не видишь, как он боится?

— И поделом ему! А зачем мы сюда пришли?

— Хватит, Кадило, он больше не будет.

— Конечно, не будет, — вступился Панамка. — Он вообще ничего, за конфетами сразу пошёл…

Кадило свысока поглядел на Панамку.

— С вами только лягушек пугать, — пренебрежительно сказал он. — Ну, как хотите.

Вернулся писатель Мойдодыров с коробкой шоколадных конфет. Он снял крышку и, не зная, как предложить угощение невидимым гостям, неловко положил коробку на стол.

— Кушайте на здоровье, — робко пожелал он.

— Вот это другое дело! — обрадовался звонкий голос, и сразу же одна конфета выпрыгнула из коробки и бесследно исчезла в воздухе.

Писатель Мойдодыров проводил её круглыми глазами, в которых Лёньке даже почудилось восхищение.

— Что, нравится? — спросил заметно подобревший первый голос. — Смотри, пока мы ещё здесь. Не каждому так везёт. Лёнька, а ты чего не угощаешься? Писатель на всех принёс, верно?

Мойдодыров автоматически закивал, не отводя глаз от волшебного полёта конфет.

— Слушай, — причмокивая, продолжал первый голос. — Ведь ты не такой уж плохой мужик. Не жадный… Только многого не понимаешь. Не понимаешь, а пишешь! — голос опять осерчал, и писатель испуганно съёжился. — А если ты чего не знаешь, зачем строчить? Пиши про свой город, а в нашу жизнь не суйся. Понял?