Молдавские сказки

Служанка достала со дна ветхого ларя точильный камень, щетку и платок и отдала ему.

На следующее утро вышел срок службы Фэт-Фрумоса. И должна была старуха отдать ему одного из своих коней и отпустить с миром. Пока он завтракал, ведьма ушла на конюшню, вытащила сердца у всех семи кобыл и вложила их в жалкого трехлетка — кожа да кости. Фэт-Фрумос встал из-за стола и, по уговору со старухой, пошел себе коня выбирать. Черные кобылы, у которых старуха вытащила сердца, лоснились от жиру. А тощий трехлеток, хранивший все сердца, лежал в углу на куче навоза.

— Вот этого беру, — сказал Фэт-Фрумос, показывая на трехлетка.

— Как же, прости господи, что же ты у меня — даром служил? — воскликнула хитрая старуха. — Как же тебе не получить то, что причитается? Выбери одну из этих прекрасных кобыл, бери любую, какая приглянется.

— Нет, мне этот приглянулся, — настаивал Фэт-Фрумос на своем.

Старуха бешено заскрипела зубами, но затем сжала челюсти, точно старые мельничные жернова, чтоб не брызнул изо рта яд ее души презлющей.

— Ладно, бери, — согласилась она наконец.

Фэт-Фрумос вскочил на коня, вскинул палицу на плечо и полетел со скоростью мысли, так что, казалось, будто вихрь несется по пустыне, вздымая тучею песок.

На опушке леса его ожидала сбежавшая служанка. Он поднял ее на коня, усадил за своей спиной и снова понесся во весь опор.

Ночь обволокла землю черной своей прохладой.

— Мне спину жжет! — вскрикнула вдруг девушка.

Фэт-Фрумос оглянулся и увидел, что их нагоняет огромный зеленоватый смерч с двумя неподвижными огненными глазами. Красные лучи этих глаз жарким пламенем пронизывали девушку насквозь.

— Брось щетку! — сказала девушка.

Фэт-Фрумос послушался. И сразу же за ними вырос дремучий черный лес, полный шепота листьев и завывания голодных волков.

— Вперед! — крикнул Фэт-Фрумос своему коню, — и конь понесся в ночной тьме, будто демон, гонимый проклятьем. Бледная луна проглядывала сквозь серые облака, словно ясный лик сквозь смутные и холодные сны.

Фэт-Фрумос все летел и летел.

— Мне спину жжет! — глухо простонала девушка, словно долго уже терпела молча.

Фэт-Фрумос оглянулся и увидел огромную серую сову со сверкающими красными глазами, точно две молнии, прикованные к туче.

— Брось точильный камень! — велела девушка, и Фэт-Фрумос бросил камень.

И сразу, как из-под земли, выросла за ними исполинская серая скала, прямая, недвижная, словно застывшая в страхе, с вершиной, упершейся в облака.

Фэт-Фрумос несся по воздуху так быстро, что ему казалось, будто он не на коне скачет, а падает с небесных высот в бездонную пропасть.

— Жжет меня! — снова вскрикнула девушка.

Ведьма просверлила скалу и теперь пролезала в отверстие струйкой дыма, на переднем конце которой пылал уголек.

— Брось платок! — сказала девушка, и Фэт-Фрумос послушался.

Вдруг он увидел за собой обширное прозрачное и глубокое озеро. На его лучистом, как зеркало, дне купались серебряная луна и огненные звезды.

Тут Фэт-Фрумос расслышал в вышине колдовские звуки и поднял взор к облакам. Высоко в небе, за два часа пути, тихо-тихо плыла на медных крыльях старуха Полночь.

Когда ведьма бешеными взмахами доплыла до середины белого озера, Фэт-Фрумос бросил свою палицу ввысь и перебил Полночи крылья. Та камнем повалилась к земле и жалобно прокаркала двенадцать раз.

Луна спряталась за тучи, и ведьма, охваченная своим свинцовым сном, погрузилась на волшебное дно неведомого озера. И всплыла над водой длинная черная трава. Эта была проклятая душа ведьмы.

— Мы спасены! — сказала девушка.

— Мы спасены! — сказал конь о семи сердцах. И добавил: — Хозяин, ты сбил Полночь на землю на два часа раньше положенного ей срока, и я чувствую, что у меня под ногами песок колеблется. Сейчас скелеты, похороненные в песках пустыни, восстанут из могил и полетят на луну справлять шабаш. В такое время опасно ездить. Ядовитый и холодный дух мертвецов может нас убить. Лучше ложитесь спать, а я тем часом слетаю обратно к матери, пососу молока огненного из ее сосков и снова стану красивым на диво.

Фэт-Фрумос послушался коня, соскочил с седла и расстелил свой плащ на горячем еще песке.

Но странное дело… У девушки глаза углубились в орбиты, скулы обострились, смуглая кожа стала синей, рука стала тяжелой, как свинец, и холодной, как лед.

— Что с тобой? — спросил Фэт-Фрумос.

— Ничего, ничего, — ответила она угасающим голосом и прилегла на песок, дрожа, точно в горячке. Фэт-Фрумос отпустил коня и лег на плащ.

Вскоре он уснул. И все же ему казалось, будто он не спит. Будто веки его покраснели и стали прозрачными и он видел сквозь них, что луна становится все больше и больше, опускаясь к земле, и, наконец, превращается в подвешенную к небу сверкающую крепость, в которой трепещут огнем тысячи красных окон. А от луны нисходит к земле царская дорога, покрытая серебряной галькой, посыпанная пылью лучей…

Затем ему почудилось, будто лежавшая рядом с ним девушка тихо поднимается, тело ее распыляется по воздуху и остаются одни только кости; окутанная серебряным плащом, она выходит на сверкающую дорогу, ведущую к луне, и уходит в неясный мир теней, откуда сошла на землю, дав себя сманить колдовством старой ведьмы.

Затем его веки позеленели, почернели, и больше он уж ничего не увидел.

Когда он открыл глаза, солнце стояло высоко в небе. Девушки не было и наяву. Но в горячей пустыне ржал его красивый, сверкающий конь, опьяненный золотым светом солнца, который ему теперь впервые довелось увидеть.

Фэт-Фрумос вскочил в седло и, едва успев продумать две-три радостные думы, очутился перед замком Лютня.

На сей раз Лютень оказался далеко, за семь дней пути.

Взял Фэт-Фрумос его дочь и усадил на коня, впереди себя. Она обвила руками его шею и спрятала голову у него на груди. Длинные полы ее белого платья касались в полете песка пустыни. Они так быстро летели, что казалось, будто пустыня и волны морские бегут вспять, а они стоят на месте. И только еле-еле доносилось мяуканье всех семи голов кота.

Далеко в лесу Лютень услыхал ржанье своего коня.

— Что случилось? — спросил он.

— Фэт-Фрумос украл твою дочь, — ответил вещий конь.

— Догоним мы его? — удивленно спросил Лютень. Он ведь знал, что убил Фэт-Фрумоса.

— Ей-же-ей, нам его не догнать, — ответил конь. — Теперь он скачет, верхом на одном из моих братьев о семи сердцах, а я только о двух.

Лютень вонзил коню шпоры глубоко в бока и тот, вздрогнув, помчался как вихрь. Завидев Фэт-Фрумоса далеко в пустыне, Лютень и говорит коню своему: