Альберт Иванов - Привидение для Хомы и Суслика

- Я т-тебя п-понарошку пугал, - запинаясь, оправдывался Суслик.

- А если б взаправду? Видал, как вышло!.. Нет-нет, всё хорошо, очень хорошо, - испуганно спохватился Хома, - я не сержусь, не сержусь.

Он даже улыбнуться пытался. А глазами так и сверлил непутёвого Суслика. Летуна.

Трудно с ним, Сусликом. Не понимает, что с любым, особенно огромным, открытием надо осторожным быть. Очень. А иначе на небо взлетишь!

Но и то хорошо: после того полёта Суслик переменился. Всё реже стал срывать своё дурное настроение на других. Чаще улыбался и смеялся.

И главное, меньше пугался и никого не пугал. Помнил: как аукнется, так и откликнется.

Много загадок на свете.

Хома вечно Суслика удивлял.

Разве других своих друзей удивишь: Зайца-толстуна или старину Ежа? Зайца ничем не проймёшь, потому что он толстун. А Ежа ничем не взбодришь, потому что он старый.

Зато Суслик - всегда худющий и молодой. На полгода моложе Хомы. Значит, отсталый, на полгода отстал. Ему ещё удивляться и удивляться, пока не надоест - Хоме его удивлять.

Так вот. Странным вдруг делом Хома занялся. Загадочным.

Заметил Суслик, что иногда, в хороший денёк, Хома стал непонятно зачем в разные места тайно похаживать. То к ручью, то к роще, то к полю. Встанет там неподвижно и глядит куда-то. А то иногда и на лугу, недалеко от дома, внезапно застынет. Прямо перед своими глазами рамочкой пальцы сложит, будто фотографирует. И смотрит, смотрит…

Поначалу Суслик подумал: «Может, высматривает, нет ли какой опасности?»

Да нет, непохоже. Когда опасность высматривают, ладонь козырьком над глазами тревожно прикладывают. А не рамочкой пальцы спокойно складывают.

Но потом узрел Суслик и вовсе странное. Хома незаметно втыкал колышки в тех местах, где чаще всего останавливался.

Суслик его расспрашивать не стал. Сам решил во всём разобраться. Следить начал украдкой.

Уйдёт Хома с облюбованного местечка, Суслик тут как тут. У колышка. Сложит тоже пальцы рамочкой и глядит в ту сторону, куда Хома глядел.

Ничего там нет интересного! То пегая Коза на другом берегу ручья, то франтоватый Дятел на сосне, то невзрачный Жаворонок в небе. А то и одинокая берёза на лугу. Ничего больше в рамочку не попадает!

Наконец не выдержал Суслик. Пристал к Хоме:

- Что ты повсюду высматриваешь?

- А-а, заметил? - недовольно протянул Хома. - Не скажу! - выпалил он.

- Почему?

- Украсть могут, - шёпотом ответил Хома. И огляделся по сторонам.

- Что - украсть?

- Мало ли что! Недавно белые грибы унесли с одной моей карта… - Хома зажал себе лапами рот, чтобы не проговориться.

- Кто унёс? - совсем опешил Суслик.

- Белки унесли.

- Откуда?

- Не скажу, - повторил Хома. - Чем меньше об этом знают, тем лучше.

Но надо ещё и Суслика знать. Чем больше от него скрывают, тем настойчивей он становится. Расскажи да расскажи!

- Чего пристал, как с ножом к горлу? - негодовал Хома.

- Неужели ты …этого хочешь? - ахнул Суслик и зловеще прищурился. Так его любопытство разобрало!

Хома вздрогнул. И опасливо взглянул на своего лучшего друга.

- Не ожидал я такого от тебя.

- И я не ожидал от тебя такого, - заныл Суслик.

- Ладно, скажу тебе по секрету, - понизил голос Хома. - Я собираю - картины.

- Чего-о?

- Того! Только настоящие, а не нарисованные.

- Настоящие?

- Ну, живые.

- Живые?

- Настоящие! - гордо сказал Хома. - Помнишь, к нам на луг художник-бородач ходил?

- Помню.

- Что он рисовал?

Суслик наморщил лоб:

- Луг, ручей, рощу…

- А поточнее?

- Поточнее не могу, я могу только приблизительно. Ты приблизь ко мне те картины, тогда точно отвечу, - с достоинством сказал Суслик.

- Сейчас приближу, - пообещал Хома.

Суслик на всякий случай отступил:

- Не приближайся!

- Ты что? - усмехнулся Хома. - Пошли-пошли, я тебя к моим картинам приближу.

Привёл он его к ручью, поставил возле колышка. Указал направление. Глядеть приказал.

- Ну? - приподнято произнёс Хома. - Что мы видим?

- Не знаю, что ты видишь, - пробурчал Суслик, - а я, кроме Козы на том берегу, ничего не вижу.

- Это и есть моя Живая картина. Настоящая! - обрадованно кивнул Хома. - Именно эту Козу художник рисовал!

Хома полюбовался на свою Настоящую, Живую картину и важно заметил:

- Хорошая картина, удобная.

- Удобная?

- Очень. Коза-то привязанная, никуда не уйдёт.

- Хочешь знать, её на ночь в деревню уводят!

- А утром приводят! - ликовал Хома.

На это Суслик не смог возразить.

- Я ещё хочу красивую деревянную рамку сделать, - похвалился Хома. - И прикладывать её издали к разным красивым видам. Каково!

- Да что красивого в этой Козе? Ну и вид у неё! - тем не менее, позавидовал другу Суслик. - Где ты в ней красоту увидал?

- Её художник рисовал - значит, красивая. Ему виднее, - со значением ответил Хома. - Вон какие рога! И бородка седая, как у козла!

И на это не смог возразить Суслик. Действительно, борода. Если б не вымя - вылитый козёл!

- Великолепная картина! - восхищался Хома. - Ничего в ней не убавишь. Только прибавить можно, если у нее козлёнок появится.

Затем Хома привёл друга на луг. К новому колышку. И заставил поглядеть на берёзу.

- А эта картина ещё удобней. Берёза с места не сойдёт. Вечная картина!

- А вдруг её спилят? - снова позавидовал другу Суслик.

- Тогда будет другая картина, - нашёлся Хома. - Берёзовый пень на лугу. Слезами обольёшься!

Он отступил на шаг, продолжая любоваться берёзой.

- Художник её тоже рисовал. Редкая картина!

- Уж и редкая… - пробурчал Суслик.

Тёмная зависть к собирателю живых картин, Хоме, навязчиво переполняла его доброе сердце.

- Редкая, - твердил Хома. - Реже не бывает! Всего одна берёза на лугу. Других-то нету.

- А что ты там про белые грибы говорил? - внезапно вспомнил Суслик.

- Далеко идти, - грустно махнул Хома лапой в сторону рощи. - Там боровички у дубка красиво росли. Белки прямо с моей картины грибы унесли - ненасытные, - расстраивался он. - Видать, подсмотрели, чем я любуюсь.

- Выходит, трудно живые картины собирать? - невольно посочувствовал ему Суслик, думая о чём-то своём.

- Что ты! - всплеснул лапами Хома. - Вот картины с утками и с куропатками вообще нельзя собирать. Сегодня их найдёшь, а назавтра их подстрелят! И плохая погода тоже на картины влияет, - сокрушался он. - Облюбовал я замечательную ёлку на опушке…